который ответил ему одобрительным ворчанием. Тут все хотели этого парня.
– Ожерелье на шее фунтов пять весит, – вздохнул ярл. – Достанется же кому-то.
– Не достанется, – сплюнул Сигурд. – Он нашего конунга на бой зовет.
Август Ираклий, одетый куда менее роскошно, выехал вперед, опустив копье. Лишь пурпурный плащ, недоступный никому из смертных, говорил о его власти. Он был закован в железо почти сплошь, и даже лицо его закрывало забрало, сплетенное из железных жил. Многие из персов снаряжены куда богаче, чем он. Полководцы долго не разговаривали. Рахзад, даром, что разодет в золото, воином оказался отменным. Он погнал коня в галоп, подняв над головой копье. Всадники сблизились и обменялись ударами. Пластины доспехов, сделанные лучшими мастерами, не подвели. Сухой стук древка о древко разносился далеко, но крики воинов заглушали их.
– А!!! Смотри! – заорал Сигурд. – Наш конунг Ираклий ранил его!
Разрезная юбка персидского доспеха пропустила жало копья, и Рахзад взвыл. По его ноге потекла густая кровь, заливая сухую землю под копытами его коня.
– Недолго осталось, – со знанием дела сказал Хакон, видя, как слабеет Рахзад. И он оказался прав. Следующий удар в шею стал последним.
Из рядов персов с визгом выскочил еще один всадник, тоже одетый невероятно богато, но и он погиб быстро, разрубленный тяжелым фальшионом, подаренным императору послом из далекого Новгорода. Пластины доспеха жалобно звякнули и полетели на землю, залитые кровью. Войско ромеев орало в восторге, и эти крики не затихли, когда государь сразил и третьего всадника, который оказался хитрее остальных. Он ударил копьем в забрало, ранив Ираклия в губу.
– Ваша царственность, достаточно! – подскакал Ваган. – Дайте и нам кого-нибудь убить.
– Да! – повел Ираклий налитыми кровью глазами. Он устал безумно, а его грудь разрывалась в одышке. – Я немного передохну. Начинайте!
– То-о-ор! – заорал Хакон, и даны, сомкнув щиты, пошли вперед, ускоряя шаг. Первый удар копейной пехоты был страшен, и уже через несколько минут скандинавы рубились на трупах персов. Множество копий застряло в телах, было сломано и порублено мечами.
Сигурд, раскрутив топор, шел по рядам персов, словно какая-то кровавая мельница. Их удары отскакивали от него, а он хохотал, круша тела как глиняные горшки. Ему хватало одного удара, а доспехи никого не спасали. Удар дана превращал кости в крошево, отбрасывая врага, словно поломанную куклу. Огромный топор в его руках порхал, как прутик. Он рубил, колол острием и стаскивал всадников с коней крюком на обухе. Персидский центр был смят.
А император Ираклий рубился в самой гуще, окруженный охраной. Не раз и не два он получал удары, но крепкий доспех спасал его. Забрало шлема держало даже удары меча, и гвардия едва успевала прорываться за государем, который пришел в боевое неистовство. Очень скоро персы, вожди которых были изрублены, побежали. Их было вдвое меньше, они устали, они были голодны, и им безумно надоела
