И тут же ответил сам себе: потому что помирали те, кто и так одной ногой в могиле стоял последние годы.
Путь мой должен был дальше лежать в БТИ – именно они имели на руках всю техническую документацию по недвижимости и вполне могли мне сказать, не переходила ли эта самая личная недвижимая собственность, бывшая во владении умерших, в руки неких случайных лиц, родством с бедными алкоголиками никак не связанных?
В одном конкретном случае я был совершенно точно уверен: агрессивные индюки и развязные гуси мне запомнились куда как хорошо!
Глава 5, в которой журналистское расследование завершается
БТИ, конечно, было закрыто. Раз написано до 18–00, значит, ровно в 18–00 народ собирает манатки и уходит по домам. Стахановщина – она в шахте хороша, а на этих потусторонних созданий с растрепанными прическами и так смотреть было жалко, и потому я даже и не думал лезть к кому-то из них со своими просьбами.
Подумать только, сколько проклятий, вызванных бумажной волокитой, сыплется на головы таких работниц и работников со стороны советских граждан… Возьмите ту справочку, заполните этот бланк, поднимитесь в такой-то кабинет и поставьте штамп, потом все эти бумаги отнесите на улицу Завиши Чарного-Сулимчика, дом фигдесят, и получите там справку по форме номер дохренадцать, и тогда мы вам всё подпишем. Это и незабвенного Сиддхартху Гаутаму по кличке Будда на коня бы подсадило. А они в этом жили! Это являлось их обыденностью…
Нужно было искать другие подходы. Вроде как Драпеза – директор Дубровицаводоканала – как-то обмолвился, что кто-то из его инженеров перешел в БТИ… Может – даст наводку? На-водку. На водку. В голове созрела идея – можно было провести время с пользой и продолжить расследование и без документов о недвижимости. По крайней мере, свою теорию о махинациях с частными домишками можно было проверить не только на бумаге, но и на практике.
Поскольку с патологоанатомом я не пил, то добежал за пару минут от «Дома быта», где располагалось БТИ, до стоянки рядом с редакцией и хотел было уже залезть внутрь верного «козлика», как увидел весьма тоскливую фигуру на лавочке под яблонькой, за домом, где располагалась редакция. Стариков!
Наш фотокор страдал. Он крепко держал голову в ладонях, чтобы она не упала на землю, и ковырял носком туфли загаженное бычками и пробками утоптанное пространство перед лавочкой.
– Женёк! – сел рядом с ним я. – Знаешь, мне очень-очень нужна твоя помощь…
– Гера! Что-то я тебя в редакции последнее время не вижу… О, а что с бровью?
– Отвалилась, – отмахнулся я. – Я тут расследование веду, и мне без фотокора никак нельзя!
Кажется, в его глазах появился интерес. Нет-нет, он не был пьян, просто Стариков пребывал в отчаянии, а в такой ситуации показать человеку, что он кому-то нужен и даже необходим, часто на самом деле является единственным способом вывести несчастного из тупика.
– Так, – сказал Женёк. – Ну, ключ от редакции у меня есть. Могу за аппаратом
