иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук”. В Москве он читает эти стихи друзьям. И, по воспоминаниям Вероники Полонской, Лиля Брик сетовала: “Я никогда не прощу Володе двух вещей: он приехал из-за границы и стал в обществе читать новые стихи, посвященные не мне, даже не предупредив меня…” Лиля часто говорила о Маяковском как о своей собственности. Издательство ДЕКОМ ДЕКОМ выпустил в Н. Новгороде книгу Лили Брик “Пристрастные воспоминания”, где в дневнике ее читаем: “4.8.1930. Володя так же хворал, так же старился. Так же трепали нервы никчемные романишки”. Мнение чрезвычайно пристрастное! В 1928 году поэту было всего 35. Он – вулкан страсти, новой любви: “Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем”, – писал поэт Татьяне.
В Москве поэт принимал участие в устройстве судьбы Лили Яковлевой – об этом его просила Татьяна. В письме к матери Таня заговорила о том, что компенсирует денежные затраты Маяковского: “Я рассчитаюсь. Я сама в делах материальных в высшей степени щепетильна…” Очень русская черта – не одалживаться.
В книге Л.Брик приводится ее письмо к Маяковскому в Париж. Оно поистине шокирует широтой запросов: “Москва. 25 марта 1927…Очень хочется автомобильчик. Привези пожалуйста! Мы много думали о том – какой. И решили – лучше всех Фордик… Им легче всего управлять, а я хочу управлять обязательно сама. Только купить надо непременно Форд последнего выпуска, на усиленных покрышках – баллонах; с полным комплектом всех инструментов и возможно большим количеством запасных частей”. И еще к этой просьбе добавочек: “…если можно купить для мотоциклетки все, что я тебе записала, так как мы очень много на ней ездим”. И в благодарность – “Щеник! Целую переносик”.
Письма Яковлевой к матери полны искренних признаний: “Он такой колоссальный и физически и морально, что после него буквально пустыня… Его чувства настолько сильны, что нельзя их не отразить хотя бы в малой мере”. Маяковский испытывал отчаяние, что все складывается безнадежно: “Мой любимый Таник… Я получил одно твое письмо. Только одно. Я его совсем измусолил перечитывая”. Таня завалена телеграммами и письмами, она в восторге от его внимания: “Он изумительный человек… Он распорядился, чтобы каждое воскресенье утром мне посылали бы розы до его приезда. У нас все заставлено цветами… Очень мне было тяжело, когда он уезжал. Это самый талантливый человек, которого я встречала”. И еще о нем: “Бесконечная доброта и заботливость… Здесь нет людей его масштаба… В отношениях к женщинам вообще (и ко мне, в частности) он абсолютный джентльмен”.
Поэт в Москве сгорает от страсти: “Я совсем промок тоской… Даже Лиля Юрьевна на меня слегка накричала – “если, говорит, ты настолько грустишь, чего же не бросаешься к ней сейчас же”. Ну что же… И брошусь”. И вот еще признание: “Работать и ждать тебя – это единственная моя радость”.
28 августа 1929 года Лиля устроила поэту “жестокий разговор”. И, по ее словам, он обещал не ездить за границу, а только
