будет с этим еще не родившимся младенцем, да и суждено ли ему вообще появиться на свет? И неужели Рохелио и сейчас, после всего того, что случилось, не порвал со своей фотомоделью? Да он должен сейчас не отходить от постели жены!.. А Рикардо? Должен же он понимать как волнуется она перед предстоящими концертами, как важны они в ее жизни! Неужели он считает, что она – в такой момент, может интересоваться еще чем-то и кем-то? Да и разве не глупо, в конце концов, ревновать к Эрнесто именно сейчас, ведь если бы она испытывала к Рохасу не только дружеские чувства, то вполне могла была выйти за него замуж еще пять лет назад, тогда ведь они были с Рикардо на грани разрыва, его адвокат уже приготовил документ к разводу. А ведь он ревнует, ревнует ужасно! Она это особенно сильно почувствовала сегодня; когда шла из розовой беседки в голубую вместе с Эрнесто. Как смотрел на них Рикардо, сколько было в этом взгляде боли и еще чего-то, как у загнанного зверя! Этот взгляд, словно преследовал ее, и ничего, ничего не сумела прояснить для сыщиков Роза, она даже сосредоточиться на вопросах Рохаса не смогла!
О, Святая Дева Гваделупе, сделай так, чтобы Рикардо раз и навсегда перестал меня ревновать, раз и навсегда поверил, что я всегда, всегда и навсегда, как бы ни сложилась дальше наша жизнь, буду ему верна и не разделю ложа ни с одним другим мужчиной, каким бы он мне ни показался! Излечи его, дева, помоги ему, как ты помогла мне, помнишь, девчонкой я тоже была очень и горячо ревнива, а потом успокоилась!.. Нет, так нельзя, я должна сейчас думать только о работе. Все, слушаю кассету и ничего больше!
Уже стемнело, но Роза не стала зажигать лампу – так легче было сосредоточиться на музыке. Из магнитофона неслась одна из самых любимых ее песен, самых глубоких: о том, кто ненависть – самое ужасное, самое низкое чувство, что нельзя, опасно человеку ему поддаваться, ненависть хуже зависти и страшнее оспы и чумы, никого не надо ненавидеть, надо всегда прощать, даже тех прощать, кто и в самом деле виноват перед нами, кто ушел от нас, кто предал нашу любовь… Может быть, начать концерт с этой песни? А потом ею же и закончить? Пожалуй, это самое лучшее, что она сможет сделать.
Роза нажала на клавишу перемотки, а потом снова включила запись той же песни. И вот, чем дальше звучало заклинание против ненависти, тем ярче проступало перед внутренним взором Розы чье-то знакомое, давно не виданное и не вспоминаемое лицо. Сначала как слабое желтое пятнышко, потом как размытая фотография и, наконец, голографически выпукло, объемно явственно. Боже мой! Дульсина Линарес! Неужели уже и мертвые стали посещать ее? Уйди, ненавистница! Прочь, разрушительница!..
Песня о бесплодности ненависти закончилась, зазвучала другая, веселая, простоватая. Дульсина Линарес стала тускнеть, блекнуть, образ ее исчез из внутреннего взора Розы, но сознание ее уже заработало в определенном направлении. Если бы Роза сама не была на похоронах на Испанском кладбище, она бы, не раздумывая, сказала
