на них.
Наутро Дивноград гудел. Спозаранку жители собрались возле терема боярина Тишины. Угол обгорел, окошко закоптилось. Сам терем был пуст. Больше никто не видел ни боярина Тишины, ни красавицы молодой жены, ни верной горбатой мамки Красы Ненаглядной.
– Тошно мне, гадко, с души так и воротит. Как вспомню Лютого, по спине холод пробегает, – жаловалась Морока.
– Тошно тебе по другой причине, баба, а не додумалась, вон на роже твоей все написано.
Морока потупилась, засмущалась.
– Додумалась я, муженек, да тебе сказать боялась. Мне теперь покой нужен, еды бы какой…
Но Нежлан не отвечал на просьбы жены. Он сидел на лавке, уткнув нос в книгу, медленно перелистывал желтые страницы.
– Фу, – плевалась Морока, – опять с эдакой пакостью обнимаешься, мне до нее и дотронуться гадко. Кожа-то ядовитая, гадючья. И ведь грамоте ты не обучен, ничего не поймешь. Зачем в нее заглядываешь?
Нежлан поднял мутные глаза.
– С этой книгой грамота без надобности. Она сама подскажет, как быть. Не я читаю книгу, а она меня, прямо чувствую, будто в самом сердце копается, потаенные мысли перебирает, подсказывает, какую страницу открыть, да как написанное распознать. Для меня каждое слово понятно.
Однажды Нежлан сунул книгу за пазуху, надел тулуп и ушел. Весь день ждала его Морока.
Она отыскала засохший кусок хлеба и грызла его.
Утром взяла решето и отправилась стучать в дома добрых жителей Дивнограда. Многие жалели несчастную, она была безответна, тиха и жалка. Морока принесла в свою избенку целое решето обглоданных кусков, кувшин молока и даже вязанку дров. Затопила печь, накрошила в молоко хлеба, наелась, разомлела и сладко, как в детстве, заснула. Самой себе боялась признаться, как хорошо жить одной. К концу третьего дня Морока, укладываясь спать, решила, что Нежлан больше не появится и, хрюкнув от удовольствия, протянула:
– До чего же хорошо без Нежлана, сытно и спокойно.
– Верны твои слова, – послышался глухой голос.
Волосы под платком Мороки зашевелились.
– Хто? Хто говорит? Лютый, ты что ли вернулся? Пожалей меня, несчастную, ведь я не со зла.
– А ты меня жалела? – продолжал голос.
– Да я ж не хотела. Это все муж мой, его и наказывай.
– А я думал, ты и впрямь смелая. – Дверь начала медленно приоткрываться, Морока застыв от ужаса следила за ней, и в избу вошел…Нежлан. Он сел на лавку, скинул зипун, шапку, припорошенную снегом.
–Принес я деревце, совсем молоденькое, тоненькое. Плакало, когда я его ножом острым срезал. Ты, говорит, меня один раз уже загубил, опять покоя не даешь.
–Иной раз посмотрю на тебя, Нежлан, даром, что ты мой муж, и со страху замираю. Зачем ты увел меня от моих родителей? Были они мне слабой, но опорой, хоть головой приклониться к ним я могла, словом перемолвиться. Я ж совсем молоденькая была, а ты старше моего отца. Опутал словами, а я поверила. Нет в тебе жалости.
– Погоди,
