и фортепиано. Он был руководителем танцевального оркестра цыган. Именно эта гордость светится в его глазах на фотоснимке: Жан-Эжен, исполненный достоинства, скрестив руки, сидит за роялем в окружении музыкантов своего оркестра. Если руки музыканта, стоящего рядом с ним, похожи на руки крестьянина, который с таким же выражением мог держать плуг, с каким он держит альт, то руки Жана-Эжена выглядят как тонкие руки художника.
Чтобы заработать несколько франков, Жан-Эжен настраивал рояли, ремонтировал другие музыкальные инструменты. Он мог найти на блошином рынке поврежденную скрипку, выторговать ее по дешевке, восстановить и снова продать. Но содержал он свою семью именно как музыкант. Он переоборудовал заднюю часть фургона, сделав миниатюрную сцену, на которой он и его жена показывали свои магические и музыкальные представления.
Лоране Рейнхардт на сцене представляли как Прекрасную Лоране, но в цыганской среде – в честь ее смуглой красоты – ее называли Negros, что по-испански значит «черная». Она делала украшения на продажу, но, выйдя замуж за Вайса, приобрела еще одну профессию и стала выступать как танцовщица. В 24 года она покоряла зрителей своими движениями и даже в старости Негрос начинала танцевать, как только звучала музыка. Она привлекала зрителей своим необычным лицом чайного цвета, черными, как крыло ворона, волосами и высоким ростом. На фотографии того времени Лоране выглядит красивой, а взгляд темных дерзких и бесстрашных глаз, а также несколько выступающая челюсть придают ее лицу мужественность и решительность.
Именно накануне одного из таких выступлений в Либерши и родился Джанго. Ночь на воскресенье 23 января 1910 года была жуткой и холодной. Горожане собрались на ежегодное представление Жана-Эжена и его труппы «Романи» в трактире Адриана Борсина, известном как Chez Borsin. Счастливые, как от развлечений, так и от «обезболивающего средства» против зимней тоски, горожане с нетерпением ждали музыки Жана-Эжена, бурлескной комедии его друга Луи Ортика и зажигательного танца Ла Бель Лоране. Но судьба не благоволила этому. В это время Негрос была в своем фургоне у Вороньего пруда и страдала от родовых схваток. Она было отправилась на выступление в трактир, но на полпути начались схватки, и цыганки проводили Негрос обратно в табор. Они зажгли свечи, приготовили чистую ткань для родов, и когда из города донеслись далекие звуки аплодисментов, пространство фургона огласилось криком новорожденного. На свет появился Джанго.
Тремя днями позже, 26 января Жан-Эжен и Негрос, укутав Джанго и надев свои самые лучшие наряды, отправились с несколькими цыганами в церковь Сен-Пьер-де-Либерши. К цыганам присоединилось несколько горожан, также одетых в воскресные наряды. Они вошли в церковь. Впереди шел Адриан Борсин, плотный тучный мужчина, рядом с ним его сестра Изабель, дородная и солидная дама. Борсины выступали в роли крестных родителей Джанго – символ редкой дружбы между цыганами и горожанами. После церемонии крещения и наречения имени Жан-Эжен и Негрос устроили
