как я, мог бы заметить новые морщины в уголках глаз, сжатые челюсти и ходившие под кожей желваки. В остальном все было как обычно. Форма отутюжена, словно по ней проехался паровой каток. Все строго по уставу, кроме двух деталей: водонепроницаемых часов «Брайтлинг», предназначенных, по-видимому, для расследований на дне морском, и тонкой золотой цепочки, подаренной моей сестрой в то время, когда они крутили тайную, как казалось только им, любовь. Рост Кравица – метр шестьдесят восемь, но большинство людей, встречающих его впервые, этого обычно не замечают. В нем была какая-то внутренняя собранность, которая притягивала к нему, как магнитом. Когда-то я водил знакомство с девушкой из России, которая изучала физику в университете имени Бар-Илана. Она сравнила Кравица с атомом урана: «Он хоть и маленький, но похож на сгусток энергии».
– Ты хотел мне задать какой-то вопрос?
– Верни госпоже Гусман аванс и не лезь в это дело.
– Потому что?..
– …Потому что я тебе говорю.
– Да ну? Терпеть не могу, когда ты врешь.
– Кому это я соврал?
– Мне.
– Да что ты? В чем же?
Если бы у Амирама был гонг, я попросил бы, чтобы он в него ударил, обозначив конец первого раунда. Так уж между мной и Кравицем повелось еще с тех пор, когда нам было по двенадцать лет. Наш первый раунд – это всегда яростная схватка. Мы в остервенении катаемся по ковру и стараемся засадить друг другу коленом в пах или ткнуть пальцем в глаз. Потом мы иногда обретаем способность к разговору.
Старшему сыну Кравица как раз исполнилось двенадцать. На пасхальные каникулы я взял его в двухдневный рафтинг по Иордану, после чего он заявил, что я – самый крутой чувак на свете. Кравица это нервировало, хотя он это отрицал.
– Она не единственный исчезнувший ребенок.
– Кто тебе сказал?
– Ты.
Он с недоверием уставился на меня. Даже сейчас, когда единственным свидетелем нашей беседы была тарелка жареных колбасок, поставленная перед нами на стол Амирамом, одна мысль о том, что он что-то упустил, заставляла его покрыться холодным потом. С того дня, как кто-то заснял генерального инспектора в джакузи гостиничного номера в Тверии, да еще не одного, а в компании, полицейским под каждым кустом стала мерещиться парламентская комиссия по расследованию.
– Когда это?
– Вчера вечером. По телефону.
– Ничего я не говорил.
– Говорил-говорил. Ты сказал: «Он натворил здесь делов и больше сюда не вернется».
Под колбасками Амирам всегда прячет картошку. Я на минуту забыл, что сижу на диете, выудил ломтик и быстро проглотил.
– И что?
– Тот, кто совершил одно преступление на сексуальной почве, совершит и второе. Это знаешь ты, это знаю я, и каждый постовой в Микронезии тоже это знает.
– И
