я её и люблю.
– Я и не сержусь, – спокойно ответила она, поправляя у него воротник на форме, – что ты. Просто… ну… просто я волновалась. Как чувствовала, что что-то случится, – она кивнула на окно, за которым боевики внаглую шли чуть ли не строем, и все в сторону штаба.
Что выделяло её из всех других женщин, которые попадались на его веку, так это печальные глаза. У неё были прекрасные и очень печальные глаза, вспыхивающие особым светом в темноте, а ещё на верхней губе у неё, как нарочно, была мушка. В общем, как только он увидел эти глаза и эту мушку, то потерял голову. Разумеется, он не подал вида, но долго, как партизан, таиться не мог. Ноги сами несли его в медпункт, и его медицинская карточка пухла на глазах. К тому же Божена оказалась не из тех натур, которые все семейные вопросы решали с помощью самого верного женского аргумента – истерик. А именно такая спокойная и рассудительная женщина нужна была ему. Однажды он уже обжёгся в юности, женившись на третьем курсе института на истеричке, и теперь выбирал со всей тщательностью, на которую был способен. Опыта по этой части у него совсем не было. Где ты его возьмёшь – опыт, если всё время мотаешься по командировкам, а домой возвращаешься, чтобы только отоспаться. А в этот раз, кажется, не ошибся, потому что чувствовал, что Божена, или Боженка, свой человек, с которым не нужно хитрить, юлить, выворачиваться, что она его понимает, а он понимает её. А самое главное – она знает, что такое армия. И всё равно – это была не та любовная идиллия, которую он себе представлял. Она была приправлена тем ощущением потери, которое возникает у людей, чуть-чуть упустивших своё время.
– А дочка? – спросил он и подумал, что к дочке её он ещё не привык, не успел.
– Мне позвонили час назад, соседи увезли её и маму в Краснодар. Сарафанное радио принесло. Ещё вчера здесь появились какие-то люди, которые предупреждали, что в городе будут стрелять. Вот я и отправила своих от греха подальше.
– Ну правильно, – согласился он и кивнул на её легкомысленный белый халатик и белую же шапочку. – Так не пойдёт.
– А как? – спросила она, поднимаясь на цыпочки, чтобы доверчиво поцеловать его. – Я думала, что раненые будут поступать в медпункт, – и он понял, что она нашла такое объяснение, чтобы он не задирал нос от восторга и что она не хочет признаться, что ждала его. Это тоже была их игра, которую он принимал безоговорочно, потому что, оказывается, он романтик, хотя не подозревал об этом, и любит длинные-длинные прелюдии, полные тайн и недомолвок. У них уже появились свои привычки, и он знал, что вслед за этим она вскинет на него глаза, а сердце у него мягко оборвётся и скатится куда-то в пятки, и пребудет там до скончания веков.
– Надо переодеться. У тебя есть во что?
– Есть, – ответила она.
И пока она переодевалась за ширмой, он, сидя под окном, следил, что делается снаружи, и ждал ухудшения ситуации, но им повезло. Видно, у духов были другие планы, и пока они всерьёз не взялись за гостиницу «Интурист». Может, стоит прорваться? – подумал Игорь, только куда? В
