и хотим только проехать, чтобы вернуться в свою страну.
Вожак обдумывает мои слова и советуется с двумя другими. Нацелив мушкеты, они допрашивают кучера и лакея, которые испуганно лепечут по-венециански, подтверждая мои заверения, что мы не французы.
Возможно, нам позволят продолжить путь.
По щекам Амели текут слезы. Она так много хочет сказать – я вижу по блеску глаз, но сжимает губы и молчит, как я велел. Благослови тебя Бог, моя милая, дорогая Амели.
Главарь банды возвращается к окну.
– Скажи своему кучеру, чтобы свернул на следующую улицу, она ведет за город. Если увидим вас снова, то не будем столь снисходительны.
– Grasie, – говорю я по-венециански. – Merci beaucoup.
Кучер понукает лошадей, мы трогаемся. Амели с рыданиями падает в мои объятия.
– Я думала, это конец. Я боялась, что они нас схватят и мы никогда больше не увидимся.
– Нет, любовь моя, – говорю я, прижимая ее к себе. – Я никому не позволю нас разлучить.
Однако очень скоро ревущая толпа вновь останавливает карету. Я в панике выглядываю в окно. Предводителя оттеснили в сторону. Революционеры жаждут крови знати, им все равно, французская она или венецианская.
Дверца распахивается. Злые, хищные руки рвут платье Амели и хватают ее за руки.
– Маттео! – кричит она.
Я обхватываю ее за талию, но мушкет ударяет меня по голове и отбрасывает назад.
В глазах прыгают искры. Последнее, что я вижу перед тем, как потерять сознание, – искаженное ужасом лицо Амели, которую бандиты вытаскивают в ночь.
Когда я прихожу в себя, глаза режет лунный свет. Меня избили до полусмерти и оставили лежать на парижской улице, чтобы вороны и еноты обгладывали мои кости. Я медленно поднимаюсь.
Карета разбита в щепки. Лакей и кучер висят на уличных фонарях, показывая парижским обывателям, что в грядущей войне есть стороны, и лучше знать, где твое место.
А потом я вижу Амели… Мою прекрасную, восхитительную Амели. Ее забили до смерти на берегу Сены. На булыжниках написано ее кровью слово «свобода». Я сгибаюсь в три погибели, и меня рвет на дорогу.
Когда вновь появляются силы, я встаю и трясущимися руками поднимаю Амели, прижимаю к груди.
– Я люблю тебя…
Я обещал, что не позволю нас разлучить. Прижав ее к себе, я, пошатываясь, иду к реке и бросаюсь в воду. Увы, я не могу умереть. Я никогда не умираю, хотя всякий раз предпочел бы смерть.
Элен
Можно ли ненавидеть человека, которого толком не знаешь? Я смотрю, как он уходит с моими книгами. Я его ненавижу, ненавижу! Настоящий Себастьен совсем не похож на воображаемого. В теле этого рыбака нет ни единой доброй косточки. Общее с моей воображаемой второй половинкой – лицо, в остальном он сделан из улиток, ракушек и зеленых лягушек. И гнилых клешней камчатского краба.
Себастьен
