продолжал магистр Иманиэль, – отгонишь фургон в главную дирекцию банка. Я дам тебе карту и указания. И сопроводительное письмо.
– Путь-то – на много недель! – не выдержала Кэм. – А то и месяцев, если снег ляжет!
Магистр Иманиэль резко обернулся, его глаза пылали яростью.
– А что мне остается? – ледяным тоном спросил он. – Держать девчонку при себе? Здесь ей не безопаснее, чем в караване. А я не намерен безропотно ждать, пока у меня все отберут.
– Я ничего не понимаю… – Собственный голос показался Китрин далеким, будто она пытается перекричать шум прибоя.
– Люди герцога не спускают с нас глаз, – объяснил магистр Иманиэль. – Наверняка следят за всеми, кто на меня работает. И за воспитанницей банка, циннийской полукровкой Китрин, тоже. Зато возница Таг…
– Возница? – переспросила Китрин, лишь бы что-нибудь сказать.
– Фургон – всего лишь маскировка, – с отчаянием в голосе проговорила Кэм. – Безель на нем собирался вывезти деньги, сколько получится. Тайком.
– Золото банка? – переспросила Китрин. – Вы хотите, чтобы я везла его в Карс? Я?
– Не все, а сколько удастся, – уточнил хозяин. – Золото тяжелое, поэтому лучше камни и украшения, они дороже. Пряности, табачные листья, шелка – весят мало, компактные, повозка выдержит. И банковские книги. Настоящие. А вот монеты и слитки… надо подумать.
Магистр Иманиэль натянуто улыбнулся. Дрогнул свет; мертвый Безель словно бы повел плечом. Сквозняк холодил обнаженные бедра Китрин, желудок свело, к горлу подступала тошнота.
– Ты все сделаешь правильно, детка, – отрезал магистр Иманиэль. – Я в тебя верю.
– Спасибо, – проглотив комок в горле, ответила девушка.
***
Стиснув зубы, Китрин шла по улицам Ванайев. Под носом топорщились накладные усы – реденькая поросль, как у любого юнца, страшно гордящегося первым пухом над губой. Рубаху и куртку Безеля, скрытно перешитые для нее в задних комнатах банка, дополняли самые дешевые латаные обноски, какие только удалось украсть – новое покупать никто не осмелился. Волосы, выкрашенные чаем в тускло-бурый цвет, ей зачесали вперед, чтобы скрыть лицо, а на место мужского органа прикрутили тугой узел из тряпок, который теперь торчал между ног и мешал ходить.
Вышагивать по городу, как лицедей в клоунском гриме и шутовских башмаках, было неловко и нелепо – Китрин казалось, что ее обман очевиден всему миру. Стоило прикрыть глаза – в памяти всплывал труп Безеля, и от каждого случайного окрика сердце пускалось вскачь: она ждала ножа, стрелы, свинцовой дубины.
Ее никто не замечал.
Ванайи готовились к войне: купцы напоследок забивали окна досками, на площадях и в проулках теснились подводы – семьи, отказавшиеся бежать в деревню, передумали и теперь уезжали, а уехавшие передумали и теперь возвращались по домам. Герцогские глашатаи кричали о мифическом тысячном войске, уже высланном новым союзником, а старики-тимзины у пристани смеялись, что уж лучше быть под Антеей, чем связаться с Маччией. Вербовщики гнали перед собой
