администрация? О чём, в принципе, думает главврач, не оснащая нашу заштатную больничку последними достижениями науки и техники?
Я улыбаюсь под маской. Самое время и мне высказать главврачу какую-нибудь нелепую претензию, но куда там! – разве могу я пробиться сквозь Мишкин напор?
Последний шов, повязка, и я оставляю Михаила Георгиевича готовить больного к транспортировке в палату интенсивной терапии. Иду писать протокол операции в ординаторскую.
Там сидит Владимир Семёнович, положив подбородок на сплетённые ладони, и пристально смотрит на меня своими прозрачными глазами.
Мне стыдно, что я уставшая, в ветхой хирургической робе и дурацком бумажном беретике, но я не снимаю его, зная, что наэлектризованные волосы будут топорщиться, как венок у статуи Свободы.
– Разрешите доложить, что я сегодня работала очень плохо, – обхожу его и сажусь за компьютер, – не доложила вам, и вообще, плохо оперировала. Медленно.
– Михаил Георгиевич сказал, что звонит по вашему поручению, так что не наговаривайте на себя.
Я молча открываю папку с протоколами операций, надеясь найти что-нибудь похожее, чтобы не набирать заново текст, а просто изменить паспортные данные и некоторые детали.
Повисает тягостная пауза, и Владимир Семёнович достаёт сигареты, нарушая свой собственный строжайший запрет на курение в стенах больницы.
Я разрешаю ему курить и с наслаждением вдыхаю горьковатый дым.
– Есть смысл рассмотреть мою кандидатуру на сокращение, – сейчас, в неформальной обстановке, можно быть искренней.
Владимир Семёнович качает головой:
– После того, как вы спасли человеку жизнь?
– О, я не смотрю на свою работу так пафосно. Знаете, как говорят лётчики: если ты идёшь в полёт, как на подвиг, то ты к полёту не готов. Я просто делаю дело, и, господи, даже не знаю, как его зовут и сколько лет этому несчастному. И в лицо не узнаю его завтра. Видите, крайняя степень выгорания. Вы обязаны принять меры как руководитель.
– Какие?
– Уволить меня по сокращению штатов.
– Тогда… – говорит Владимир Семёнович и надолго замолкает.
– Что?
– Тогда у меня больше не будет причины торопиться на утренние планёрки и гадать, увижу я вас или нет. Услышу какую-нибудь бодрящую гадость в свой адрес или вы высокомерно промолчите.
Я молчу. Наверное, теперь точно слуховая галлюцинация или просто я уснула от усталости…
Пока я раздумываю, сон это или не сон, моя рука оказывается в большой ладони Владимира Семёновича.
– Я думал, вы замечаете, что я в вас влюблён. Женщины вроде должны видеть подобные вещи.
Я качаю головой.
– Мне это в голову не приходило.
– Правда? Ничего не замечали?
– Я думала, вы просто считаете меня психопаткой.
Владимир
