моим носом характерным жестом. Так, как только менты ухитряются делать. Вроде тебе в морду ксивой ткнули, но ты ни хрена не успел прочесть.
– Можете называть меня Владимиром Алексеевичем. Остальные детали мы обсудим после того, как Вас выпишут. Теперь будем видеться чаще. Мои коллеги… – Чекист пожевал губами, подбирая слова. Наверное хороших не было, а плохие говорить о коллегах ему не позволяла цеховая солидарность. – Мои товарищи по оружию отнеслись слегка безалаберно к Вам. Упустили несколько важных моментов. Поэтому Вашим вопросом поручено теперь заниматься мне.
Я с умным видом пялился на мужика, а сам попутно соображал. Значит, за побег в Зеленухи и тем более за то, что меня ухитрились подрезать среди бела дня, те, кто за нами со Стасом следили, получили мандюлей. А этот товарищ, сидящий сейчас рядом с моей кроватью, является кем-то более серьёзным. Потому что в его словах был откровенный намек на это. Мол, цени Милославский, тобой большие люди занимаются.
– А у меня нет вопросов. – Сказал я мужику. И улыбнулся, точь в точь, как он. Гримасой.
– Представляете, а у меня к Вам есть. – Ответил Владимир Алексеевич. Совершенно непробиваемый гад. – И первый из них я повторю еще раз. Как и при каких обстоятельствах Вы получили это ранение?
Мужик опустил взгляд на повязку, стягивающую верхнюю часть моего тела. Пустой пододеяльник, которым укрывался, сполз вниз и стало видно бо́льшую часть марлевой ткани, намотанной на грудь.
– Какое ранение? – Я округлил глаза. – Говорю же Вам. Все сам.
– Так… не получается у нас доверительного разговора. – Чекист вздохнул. – Хорошо. Сами. Пускай. Как же Вы смогли это сделать, а главное – зачем?
– Любовь. – Я тоже вздохнул. Еще тяжелее, чем до этого Владимир Алексеевич.
– А-а-а-а-а… Любовь… Ну, да… Ну, да… Пытались покончить жизнь самоубийством? Это знаете ли, еще хуже, чем встреча с хулиганами. Получается, у Вас, Георгий Аристархович, с психикой не все в порядке. – Чекист даже головой покачал из в стороны в сторону. Типа, ну, как же так…
– Ни в коем случае. Наоборот. Был очень счастлив. Шел, споткнулся, случайно напоролся на лезвие.
– Ясно… – Владимир Алексеевич оперся ладонями о колени, собираясь встать на ноги. – Спишу Ваше поведение на действие лекарств и наркоза. Вас немного заштопали. Вы просто как-то сильно неудачно напоролись. Еще немного, чуть-чуть в сторону, и были бы задеты жизненно важные органы. Не хотите объясниться по этой ситуации – Вашей право. Мне главное, чтоб она не касалась волнующей нас темы. Выздоравливайте Георгий Аристархович. Мы подождём. Только сильно не затягивайте. Доктор сказал, все очень хорошо для такого ранения… Ох, простите… Для такого пореза. На ноги встанете быстро. Это я Вам говорю на всякий случай. Если вдруг имеется мысль задержаться на больничной койке. Не выйдет. И еще… По поводу любви. Вы имейте в виду, мы доведем начатое до конца. И сами понимаете, этот конец коснется всех сотрудников известного места. Та видимость, которую создают ваши без пяти минут коллеги, пытаясь оттянуть
