раз не впадаешь в крайности. – И правда, обычный ребенок залился бы слезами, отказывался от еды и не давал бы никому покоя. Рэн родилась в королевской семье, где избыточное проявление эмоций порицается, поэтому ей приходится подавлять свои желания и недовольства.
Она тихо вздохнула, не сводя взгляд с куска остывшего мяса. Ей хотелось возразить, но слова протеста застряли в горле. К еде она так и не притронулась, а на утро Безил растерянно заявил, что Бонни мертва.
Тело нашли поздно ночью. Окровавленное животное было истерзано неизвестным зверем. Подробный отчет сквозил странными обстоятельствами, среди которых – наличие зверей на территории острова. Когда герцог принимал остров во владения, то лично поручил своим людям создать безопасные условия для Рэн. Принцесса доселе не видела никого опасней белок. Лорд Эндрю, покончив с отчетом, тут же приказал прочесать округу в поисках хищников и не выпускать Рэн из поместья. К его облегчению, принцесса не испытывала тяги к развлечениям – новость о смерти ее собаки сильно подкосила девочку. Остаток каникул Рэн пролежала в комнате, изредка выходя в столовую. Она почти не разговаривала и окончательно замкнулась в себе. Первая утрата члена семьи. О смерти принцесса читала в книгах и наблюдала со стороны, но подобных этим чувств никогда не испытывала. Сдавленный ком в груди никак не мог рассосаться, все рутинные дела отошли в сторону, а в голове редко вспыхивали иные мысли, кроме воспоминаний о Бонни. Питомца похоронили на острове за поместьем. На новую собаку Рэн больше не соглашалась.
По мере взросления принцессы, тиски лорда ослабевали: герцог Эндрю начал выводить дочь в свет. В аристократических кругах можно было услышать слова восхищения красотой темноволосой леди, чья кожа была белоснежней снега. Она отличалась острым умом и изяществом. Но вслед за хвалебными речами, нередко в высшем обществе доносились слухи про ее характер. Молва, столь приукрашенная, но все же гласила про ее скверные манеры. Многие открыто выражали неодобрение по отношении к юной Сазерленд, считая леди холодной и отчужденной, чем вызывала недовольство у матери.
– В обществе принято улыбаться, Эстэр. Неужели врачевание закрепилось в твоей голове больше, чем уроки этикета?
– Диккенс не смешно пошутил, откуда взяться смеху?
– Ты могла бы просто улыбнуться. Лишь формальность во избежание слухов. Боже…– Элизабет подрезала стебли цветов, придирчиво рассматривая каждый лепесток гортензий. – Дожили: моя дочь лишена манер. Они свяжут твое поведение с домашним обучением, я в этом убеждена.
Рэн отпила чая, перелистнув страницу книги. Пожалуй, единственное место, где принцесса могла чувствовать себя чуть менее сдержанно, была оранжерея. В этом, скрытом от чужих глаз, месте, они могли откровенно разговаривать друг с другом на щепетильные темы и не сдерживать свой нрав. Цветочный сад полюбился каждому члену семьи. Чаще всего именно в это место Элизабет приглашала дочь провести время.
– А про хрюкающего виконта Глостера никто не подумает дурного?
Мама
