в дом. Спрашивает, что было, а он молчит. Только раскурил трубку – да стучит по зубам его трубка. Побежала Акуля по соседям, вымолила позы* полкувшина, да давай отпаивать старика. Захмелел немного Пятай и рассказал все как было, только про путь домой ничего не рассказал, потому что не помнил. [*поза – мордовский хмельной квас, сладкое пиво, слабоалкогольный напиток – прим. авт.]
Хоть вечер поздний, а пошла Акуля к знахарю опять. И никто не видит, как она туда идёт, словно что-то людям глаза отводит. Только собаки скулят.
Знахарь сердитый, по двору своему с зажжённой веткой кругами скачет, клекочет да каркает, Акулю на двор пускать не хочет.
– Говорил я тебе креститься нельзя! Говорил я тебе креститься нельзя! Зачем такого коня держите? Отдайте этого коня татарам!
Взмолилась Акуля:
– Да как же мы без коня?! Сразу помрём. Ты скажи, атя, что нам делать теперь? Как Куйгорожа добыть?
Успокоился колдун, подошёл к старухе близко-близко, так близко, что его борода её носа коснулась. Замерла Акуля ни жива, ни мертва, пошевелиться боится.
– Вот что, баба. Завтра последний раз твой мужик за яйцом может съездить. Если снова он или его конь крест явят, то ни он, ни ваш конь живыми из леса не выйдут. Если мужик с телеги на землю ступит – тоже добра не видать. Поняла? Если же сделает всё как надо – привезёт тебе яйцо и сам здоровым будет. Иди домой.
Пришла Акуля домой, сама как ведьма. Начала мужа учить-стращать так, что весь хмель из него вышел. Опять не спал Пятай. Еле дождался утра.
***
Подъехал Пятай к лесу и перво-наперво туго привязал коню хвост к подпруге. Дёргает конь хвостом, а махнуть не может.
Потом связал Пятай руки себе вожжами и поехал в лес в третий раз. Как сомкнулись деревья над головой – только трубку свою крепче зубами сжал.
Выехал на знакомую серую поляну. Торчит на месте чёрный столб. Конь пятится. Пятай вожжи натянул, заставил коня стоять. Выползла изо рта истукана змея, шипит, а конь стоит, и Пятай бледный не шевелится. Обернулась змея вокруг головы истукана и стала стекать кругами вниз, как лента свинцовая. Раз круг, два круг, три… И исчезла змея в земле. Закричала вверху сова трижды, да так громко и страшно, что заплакал Пятай. Задрожала земля, застонал истукан, и вдруг начал толстеть и расти вверх. Мох на нем стал лопаться, с боков то тут, то там метнулись ветки черные, узловатые. Раздались ветки вширь и покрылись густой листвою. И, вот, стоит перед Пятаем огромный древний дуб, лицо бородатое в нем еле-еле в бугристой коре угадывается, а там, где рот был – дупло большое.
Так дивно это было, что Пятай бояться перестал. Тронул он коня и подъехал прямо к дубу. Широкий дуб – как телега шириной. Узлы в коре глубокие, как лестница. Развязал Пятай руки и вожжи на сук закинул. А сам прыгнул на ствол и стал наверх забираться.
Добрался до дупла, заглянул внутрь, а там светло, будто дуб изнутри светится. Видит – на дне дупла большое совиное гнездо, а в гнезде – три яйца: одно золотое, другое серебряное, а третье железное, на самом
