столь далекий и безбрежный,
Не достигаем, одинок.
Запретный плод, который нежен.
Тот самый, тихий небосвод.
И выходя на черепицу,
Открылся белый свет в тиши.
Он тот, который для затей, сумел чуму преодолеть.
Иль может даже спас бы мир,
Явив свою красу во свет,
Но столь незрима доброта,
А сердце юностью пылает.
Питает жизнь его издавна,
Да божьим светом освещает,
И путь и жизнь его сложна,
Дорога уж давно завяла,
Но не пройти ее с конца, увы, без перевала.
И Боль, и слезы нипочем!
Идет вперед один с мечом,
Сражаясь с трудностями в ряд,
Сражая видом всех подряд,
Но сердце тайну то хранить,
Желание исполнять велит,
Не подпускать к себе иных.
Звезда пленительного счастья?
(Сойдет, Россия воспрянет ото сна,
И звонким голосом сей ясным,
Услышат наши голоса, что пели громко и негласно,
Века, года иль месяца.)
Звучит как чудо иль напастье.
Прощай мой друг, пора,
Напишут наши имена,
Свободу падшим, одаряя.
Увы, пленителен упадок,
Сил милых родины своей.
Увы, не видно самовластию,
Реки поэзии твоей.
Жестоким, строгим им укором,
Лишились мы единым взором,
Творения музою, вестей.
Не виден нам дунайский берег,
Одесса, Днепр и Париж.
Тот юг, желанный так тобой,
И изменивший кипарис.
Сожженной мглой пира исчадья,
Уже уж больше не вернуть,
Обломки самовластия,
Сверкнут, быть может, где-нибудь.
Теперь уж больше не узнаем,
Секреты скрытые во тьме.
Увы, мой друг, я отвечаю,
Найдется слово и во мгле.
Надежда есть, она пылает.
В сердцах восторженных людей.
Свобода сердце озаряет,
Подаренным тобой теперь.
Возможно вечность не узнаем,
Что скрыто в строках тех твоих,
Но нынче знаем мы поэта,
Что умер будто за родных.
Как же призрачно желание,
И доступность мироздание.
Как же хлопотны мучения,
И окно сей помещения.
Мне так душно, дверь откройте.
Коль желаете прощения.
Мне так холодно, пристройте,
Лишь, пожалуй, обольщение.
Как
