а вас-то зачем забрали?
– Не забрали, а оставили, чтобы мы с Машуткой обузой бате с маманей в Китае не были.
– О, боги! Что ж твои родители в Китае забыли, что уехали, бросив детей?!
– Никого они не бросали! – рассердился Федя. – Батя был против красных, его могли расстрелять. Да и не только его – всю семью могли изничтожить, как врагов советской власти. А мы с Машуткой ещё до того были записаны за дядькой Пашей и тёткой Еленой – вот мы и остались.
– Да-а, интересно получается, – сказал Сяопин. – Отец наш – белогвардеец (Сяопин выделил слово наш, понятно, что не случайно), дети – врассыпную, по разные стороны границы, кто-то белый, кто-то красный, дядька – чекист, с контрреволюцией воюет. Не соскучишься.
– Теперича и мне дороги в Россию нет. Вернусь – скажут: к белым сбежал – и поставят к стенке! – хмуро закончил Федя.
– Что значит «поставят к стенке»? – спросила Мэйлань. – Это – наказание?
– Расстрел, – вздохнул Федя. – Я же там комсомольцем был. А щас и весточку не подашь, что живой.
Феде стало жаль себя так, что слёзы набежали на глаза. Хорошо, что шли по пустырю: темно, да и Сяопин с Мэйлань на него не смотрели – под ноги попадали рытвины, и Сяопин бережно поддерживал жену. Федя смотрел на них и чувствовал, что в душе рождается что-то тёплое и даже нежное: пусть наполовину китаец, а всё-таки брат, и жена его – красава, каких поискать. Решил: завтра же нарисую обоих, благо, чернила цветные пока имеются, не все истратил, и перья гусиные есть – рисовать ими одно удовольствие! Похлопал ладонью по холщовой суме, висевшей через плечо: всё ли его добро на месте? Убедился, что в порядке, и ещё подумал: как хорошо, что дядя Сяосун не прошёл мимо, подобрал и привёл в дом своей сестры, которая, оказывается, любила батю и родила от него такого славного парня. Брата! Он наверняка поможет найти батю и маманю, и Кузю с Оленькой.
Пустырь кончился, начались улицы Старого Харбина. Тут было много деревьев и светло – электрические фонари на столбах стояли равномерно примерно через полсотни сажен. На окраине теснились фанзы, потом начались городские постройки. Вернее, станционные, потому что строили русские.
Квартира Сяопина и Мэйлань была в краснокирпичном русском доме. Домик двухэтажный, на две малочисленные семьи, с большой верандой. Возле дома палисадник с какими-то кустами, деревцами. Из хозяйственных построек – общий на обе семьи дровяник для дров и угля, погреб с ледником, коровник. Такого типа дома Управление КВЖД строило для персонала дороги. Разнились они только количеством комнат, хотя были и односемейные. Об этом бегло сказал Сяопин, пока Мэйлань отпирала входную дверь.
В каждой квартирке на первом этаже – кухня-столовая с русской печью и плитой, на втором две небольшие комнаты – спальня и детская.
– Занимай детскую, – сказал Сяопин, – и давай спать.
Легко сказать – спать. Спать-то как раз и не хотелось, хотя за время пешего путешествия Федя изрядно соскучился
