style="font-size:15px;"> – Вечером пошел к могилке-то, стемнело уже. Народу никого. Я ворота запер, но помимо ворот столько дыр в заборе, чисто решето, заходи кто хочешь. Хотя на ночь глядя мало кто сунется. Боятся люди мертвяков. Еще и дождь был. Могилка та далеко от центральной аллеи. Копать легко – свежая. Я все обратно заделал, чтобы родственники не орали. А если что скажут, ну так могила усадку дала, всякое бывает.
– Васек, я спешу.
– Щас, щас. Погоди. – Пьяница затянулся в последний раз и бросил бычок на землю, раздавил. – Так вот. Докопался до гроба. Открываю крышку. Старуха лежит, страшная больно. Рот зашит, некоторым зашивают зачем-то. Руки на груди сложены. Платье желтое. Кто в желтом хоронит? Обычно беленькое, светленькое для старушек. Да, Серега?
Тот пожал плечами. Принявший с утра на грудь сторож стал его утомлять.
– Я фонарем посветил, положил его на краешек, давай брюлики снимать. Старуха будто камень. Холодная, зараза. Как с манекена снимал ошейник-то.
«Ожерелье», – хотел поправить Сергей, но промолчал.
– Хорошо, замочек слабый. Расстегнул, взял. Кольцо легко соскользнуло. Велико, видать, было. Хотя трупы раздувает обычно, но это уж потом. А серьги… Не мог их снять, не видно ни черта, на небе тучи, фонари далеко. Не в зубах же фонарь держать, чтобы замочек увидеть, а он мелкий, сволочь. Надо бы налобный фонарик, знаешь, как у шахтеров. Не смог я расстегнуть, вырвал с корнем. И показалось мне, что труп застонал! Глухо так. Я шарахнулся, фонарь схватил, свечу на старуху. Жутко стало, думаю, сейчас увижу, что она сидит в гробу… Копыта отброшу! Но нет. Лежит, родимая. Я гроб закрыл, закапывать стал. И слышу: опять стонет, а следом скрежет. Как будто, знаешь, ногтями обивку матерчатую царапает! – Голос Васька задрожал. – Или зубами скрежещет! Рот-то зашит, открыть не может, сказать что-то, вот и…
– Хватит! Мне пора, – остановил его Сергей. Сколько можно слушать байки этого кретина! Надо же, чувствительный оказался. – Забрал все – и молодец. Получил свое. Ты меня не видел, я тебя тоже, а теперь иди купи себе беленькой. Пусть душа успокоится.
Васек открыл рот, хотел сказать что-то, потом махнул рукой и ушел в свою берлогу.
Прошло шесть дней.
Сергей и думать забыл про сторожа, дел полно было. Поэтому, когда увидел его номер на дисплее, присвистнул с досады. Хотел же удалить и в черный список внести!
Трубку Сергей не взял, но Васек оказался упрямым и настойчивым. Снова позвонил. И опять. Да что стряслось? Вдруг важное… Пришлось ответить.
– Серый? Ты? – хрипло проговорил Васек.
– А ты кому звонишь? – огрызнулся тот. – Чего надо?
Послышались сдавленные звуки. Плачет он там, что ли?
– Ты это, Серега… Вернуть бы надо. Брильянты-то.
Сергей чуть не поперхнулся.
– В каком смысле – вернуть?
– Старухе вернуть. Ее ведь это. Вот пусть и…
– Слушай, ты до зеленых чертей допился? Или вместо водки керосину хлебнул? Че несешь-то? Проспись иди!
Он хотел нажать
