Седой. А. В. Войлошников

      – Держи пайку, Рыжий! – Седой протягивает ржаной сухарь и крохотный кусочек сала. – А это – пайка воды… – и подаёт мне жестяную кружку, наполненную на две трети. – Мочи сухарь, заедай сало. Не взыщи за лёгкий завтрак. Вагон ресторан – в другом поезде. А вода… неизвестно когда… колодец рядом, да днём нельзя… закнацают с ведром – усекут: в составе есть пассажиры.

      – Ни фига, я шкет не гордый, мне и щебёнка не в падлу, – хорохорюсь я, хотя думаю, что при такой диете фигуру не испортишь, а, вот, ноги протянуть – запросто.

      – Жисть у нас, как у Ленина: не кормят и не хоронят, – шутит Вася и добавляет мечтательно: – Эх, помянешь тут добром и лагерную баланду… – И напевает тихонечко на опереточный мотивчик:

      А Седой, усмехаясь, с пафосом цитирует: «Привычка к простой пище укрепляет здоровье, делает нас сильными перед соблазнами роскоши и освобождает нас от страхов перед превратностями судьбы!». И поясняет: – Эту мысль передал через своих учеников нам, гурманам, избалованным изысканностью лагерной баланды, философ Эпикур, живший за три столетия до Иисуса Христа!

      В сереньком пасмурном свете, профильтрованном сквозь маленькие пыльные окошечки под потолком, я имею возможность рассмотреть своих спутников: чёрные зековские робы, головы наголо острижены, лица заросли щетиной. А у Васи, вместо щетины, – беленький юношеский пух. А до чего красивы Васины глаза: огромные, голубые, ясные! И лицо Васи доброе, застенчивое, освещается изнутри спокойным сиянием глаз. Теперь-то понятно мне: почему Васины глаза так раздражали гомика садиста Хряпа. А когда улыбается Вася, то кажется, что от лучезарности его улыбки светлеет в полутёмном вагоне. Седой – он и вправду седой. Странно смотрится его седина в сочетании с ловким, по юношески стройным гибким телом и совсем ещё молодым лицом. А Тарас, при дневном свете, оказывается ещё громаднее. Во всей его исхудавшей, но могучей фигуре, чувствуется огромная угрюмая силища, озлоблённая лагерем. Не без содрогания представляю я, как затрещат в его могучих ручищах, со страшными широкими ладонями, кости того, кто встанет на его пути.