сел, протер глаза и щелкнул включателем прикроватной лампы, поморщился от света. Натянул один носок и посидел так, голый, на краю кровати, обдумывая все произошедшее. Потом надел второй носок, посидел еще, привыкая к отсутствию темноты. В конце концов он хлопнул себя по коленям, решительно натянул оставшуюся одежду и отправился в туалет. Там он внимательно осмотрел свое лицо перед раковиной – на щеке виднелось продолговатое вертикальное покраснение.
Да мало ли что это может быть. Он мотнул головой и умылся холодной водой, после чего быстрыми шагами вышел и открыл дверь из спальни.
Точно бордель. Он помнил этот коридор.
Ни души. В квартире стояла могильная тишина.
– Есть кто? – неуверенно спросил он.
Ответа не было.
«Так, а заплатить же надо. Денег с меня никто не брал», – мелькнула мысль. Он сунул руку в карман штанов – кошелек был на месте, со всеми запланированными к походу банкнотами.
– Эй? Я не заплатил.
Опять молчание. Может, курить все пошли?
Желтухин неуверенно дошел до выхода, вот и его обувь на подставке, куртка на вешалке. Все так же никого.
Странно. Мамка же должна тут быть?
В недоумении он пожал плечами, выложил деньги из кошелька на тумбочку у входа и влез в ботинки.
– Ну, я пошел?
Входная дверь внезапно сама приоткрылась, словно от сквозняка. Наверное, действительно курить пошли.
Эдуард не стал больше дожидаться хозяек и быстро зашагал вниз по лестнице. Лампочки на лестничных клетках странно подмигивали, словно в такт.
Шло время, и эпизод в борделе начал забываться.
Да, он отдавал мистикой, но это, очевидно, было его больное писательское воображение, расшатанная творческим процессом и магией Станиславского психика, полночная фантазия. Мало ли каких чудищ рождал разум Байрона или Гоголя? Вот и у него случился подобный эпизод.
«Мамая» включили в лонг-листы и шорт-листы, как и обещали. Случилась парочка интервью. Модные московские журналы ставили роман в подборки вроде «Пять главных исторических книг года» или «Горячие книжные новинки, которые нельзя пропустить». В сети критики даже поспорили, был ли автор почвенником или либералом; то, что советовал редактор, «и нашим и вашим», сработало. Появились первые хейтеры.
Эдуарда стали звать давать хвалебные отзывы на обложки других книжек, издательство за это изредка даже приплачивало. Попросили поработать литературным редактором одного романа и написать статью «Пять советов начинающим авторам». Копирайтерский труд тоже давал свой хлеб.
Короче, все вроде бы было неплохо.
Вот только муза ушла, и ничего нового сам написать Эдуард уже не мог. И стрельба из лука тоже больше совсем не помогала.
У него не было вдохновения даже на короткие рассказы, не говоря уж о глобальных задумках вроде повести, романа или цикла. Иногда он, стоя где-нибудь в душе
