другом, каждый пытался доказать, что он умнее и лучшее остальных, они были как актеры на сцене, пытающиеся угодить своему режиссеру. Но больше всего они ненавидели жалкого предателя, отступника и невежду, именно так они теперь называли лист тысяча двадцать три, их ненависти не было предела, и если бы они только могли, то в один миг бы разорвали его в припадке лютой злости.
– Ну, долго ты еще будешь упрямиться, подумай, чего ты лишаешься, вскоре все листья дерева поклонятся мне, и только мне, ты мог быть моей правой рукой, возможно даже номером два, мне нужны такие твердые в своих убеждениях листья как ты, что скажешь, брат ты мне или враг? – спокойным, холодным голосом произнес само названный лист номер один.
– А как же дерево, оно тоже поклониться тебе?
– Пойми одно, дерево живет само по себе, оно использует тебя, меня, всех нас, только ради себя, ради энергии, а как только мы перестанем давать её, оно сразу сбросить нас к своим корням, где мы будем гнить, и снова своими телами кормить это ненасытное отродье! – с гневом, и злостью прокричал самозванец номер один, и другие листья радостным гоготом подхватили его слова.
– Ты безумец, твоя жизнь, как и жизни всех нас находятся в руках нашего отца дерева, только одно его слово, ты и все твои прихвостни в один миг иссохнут, и слетят вниз, – в ярости ответил лист тысяча двести двадцать три.
– Иссохнем, ха-ххха, ты верно забыл, что это мы питаем дерево, и оно иссохнет вслед за нами, – злобными криками почти одновременно ответили листья.
– Да что вы говорите, это дерево питает нас, да как вы смеете, так говорить, да вы…, – прокричал в ответ лист тысяча двести двадцать три, и почувствовал, что уже не в силах сдерживать свою злость.
–Успокойся дитя, не слушай их, и не вступай с ними в спор, не дай злу проникнуть, и в твое сердце, – внезапно раздался тихий журчащий голос ясеня, который как свет проник в душу листа и сразу развеял сгущающийся мрак. Лист сразу успокоился, он огляделся по сторонам и понял, что ясень разговаривает только с ним.
– Прошу тебя отец, милый мой ясень, забери меня с этой ветви, нет больше сил терпеть их смрад, я задыхаюсь здесь, прошу забери меня, забери, – взмолился лист тысяча двадцать три.
–Терпи дитя моё, терпи, ибо я их терплю только ради тебя, одной твоей любовью держится эта проклятая ветвь, ты моя радость и надежда, и только тебе одному из тысяч я дам новую жизнь, – с великой любовью произнес ясень. Слова ясеня, как живительная влага в тяжкий зной пролились на лист тысяча двести двадцать три.
– Хорошо отец, если такова твоя воля, я буду терпеть до конца.
С этого момента любовь ясеня окутала лист тысяча двадцать три, и защищала его от зла, живущего на ветви. Теперь злые, и гадкие слова падших братьев не ранили его, и не причиняли боли, а лишь исчезали в потоках ветра.
Глава 4: Путь сердца
Дождь усиливался, и серому горизонту не было видно конца, вдалеке, пробиваясь
