Во-первых, оно в Коми – самое неглубокое. Единственное, до которого сегодняшние бурильные установки могли достать. А во-вторых, там нашли какие-то уникальные молекулы, нигде больше нет. И из-за них смазки из нефти этого месторождения очень высоко ценятся. Даже в XXI веке Штаты закупали именно такую нефть на эти самые супер-пупер смазки. А той реки Ярега – всего двадцать вёрст, даже меньше.
А нефть мне очень нужна. Так что я этим летом туда поисковые партии направил. Пусть бурят и ищут. Шунгит что-то жутко хреново горит. Нет, гореть – горит. Но котлы зашлаковывает просто страшно! Впрочем, я про шунгит и другое вспомнил. Так что попробуем ему иное применение найти. Более ценное.
И вот как раз по поводу шунгитового рудника я и припомнил, что в 1901–1903 годах акции владельцев сильно обесценились из-за экономического кризиса. Кстати, я рассчитывал, что и в этой реальности смогу прикупить у них акций по-дешёвке.
– Вы пришли попугать нас? – кокетливо спросила Натали. – Где же обещанный подарок?
– Так вы понимали? А за счёт чего же собираетесь выкрутиться?
– Продадим часть акций. Рудника, металлургического завода, завода по удобрениям! – спокойно ответил я. – Да, продадим по низкой цене, из-за кризиса, но лучше потерять часть, чем целое.
– Есть идея лучше! Смотрите! У вас есть две ГЭС, первый ток с Беломорской будет уже в июле, а осенью следующего года будут работать уже все три агрегата. Маткожненская у вас отстаёт примерно на год, так?
Мы с Натали переглянулись.
– Дорогая, тебе не кажется, что эти одесситы над нами издеваются?
– Ша, спокойно! – выставил Марк руки ладонями вперёд. – Я уже подошёл к сути вопроса! Смотрите, эти две ГЭС обойдутся вам в двадцать миллионов рублей. А электричества они будут давать почти полмиллиарда киловатт-часов. Умножаем на пять копеек, получаем двадцать пять миллионов рублей.
– Нет, – не согласился я. – пять копеек это цена для конечного потребителя. С потерями и услугами сетей по передаче. А сами ГЭС, что называется, «с шин», продадут в год миллионов на пятнадцать рублей в среднем.
– Всё равно хорошо! Получается окупаемость меньше двух лет!
– Если бы! – фыркнула моя жена. – Добавьте сюда пару лет на проектирование и согласование, потом три-четыре года, пока она строится и выходит на мощность, да ещё учтите набежавшие за это время проценты…
– Реальная окупаемость около десяти лет, – подтвердил я. – Плюс-минус два года. А это уже не так сладко. Поэтому инвесторы и не бегут в строительство ГЭС.
– Во-от! – торжествующе сказал Вальдранд. – я так и говорил дяде!
И он довольно рассмеялся, но не был поддержан даже Рабиновичем. Так что Марк моментально опомнился и торопливо продолжил:
– С точки зрения реального производства – вы абсолютно правы! Но мы же говорим о
