С какой стати? – Я отступила, изображая безразличие.
– Потому что я нарисую тебя, и ты будешь жить вечно. – Он подошел ближе и обнял меня.
– До того, как мы переспим, или потом? – Я засмеялась и отшатнулась от него.
Собственно, у меня не было возражений против близости, но я совсем недавно рассталась с великим князем, который дарил мне жемчуга перед завтраком. Какой толк будет от этого художника с краской под ногтями, у которого, скорее всего, нет и гроша за душой?
Я выскользнула из его объятия и ушла. Но мы оба понимали, что между нами что-то произошло.
Он следил за мной. Или я следила за ним? В течение недели мы сталкивались почти ежедневно – Париж не так велик, чтобы одни художники не знали, где найти других (а у меня тоже была краска под ногтями), – и каждый раз он говорил «Пойдем со мной», а я отвечала отказом.
Однажды субботним вечером я возвращалась в свою комнату на улице Лепи – тогда я пела в кафе за бесплатную еду, как вдруг симпатичный испанец подкрался сзади и подтолкнул меня в коляску. Мною владело любопытство, а не испуг. Куда он меня отвезет? Каким любовником окажется?
Мы приехали к старой вилле на окраине Парижа. Зияющие дверные проемы, вонь кошачьей мочи, разбитые окна, заросшие плющом, отсыревшие комнаты… Когда он отворил дверь, приглашая меня в эти руины, я рассмеялась ему в лицо. От великого князя – в нищенскую хижину? Он вышел за едой, а я вернулась в Париж.
Но и неделю спустя я не смогла найти другое подходящее увлечение – вспоминала требовательный взгляд его черных глаз и силу рук. Я думала, как мы разделим хлеб и апельсины, которые он положит на стол вместе с несколькими ломтиками ветчины. Меня все больше возбуждала мысль о нем как о любовнике, поэтому я вернулась на виллу, где ждал меня Пабло.
– Я знал, что ты придешь, – сказал он. – Когда я впервые увидел тебя, то понял: эта женщина хочет жить вечно.
Он начал рисовать меня сразу после того, как кончились апельсины, а потом мы отправились в постель.
Тридцать лет назад.
– Ты хотел бы снова написать мой портрет? – спрашиваю я, встаю с кровати, усаживаюсь на стул и принимаю позу натурщицы: одна нога перекинута через бортик, другая выставлена под углом, который когда-то обожали кубисты.
Он рассматривает меня и говорит:
– Нет, твое лицо слишком знакомо. В нем не найти ничего нового.
Но я вижу, как двигаются его зрачки, а указательный палец рисует кружок в воздухе. Какая-то линия в моей позе привлекла внимание художника.
Я смеюсь.
– Ты не сможешь меня обидеть, хотя собираешься это сделать. Я всегда буду моложе тебя, Пабло! Помни об этом.
Частица ночной нежности возвращается к нему, и он улыбается мне. По-прежнему с бритвой в руке, он поворачивается и смотрит на покрытое пеной лицо в зеркале.
– Прямо сейчас Франсуаза входит в ванную комнату с моим сыном Клодом. Я смешу их, проводя
