style="font-size:15px;"> – Я… я не могу. Я все равно должен Харлену кучу денег и…
– Семьдесят тысяч, – оборвал его Демир, – семьдесят тысяч, и еще я попрошу Харлена любезно предоставить тебе отсрочку еще на четыре месяца.
– Ладно. Полагаю, никто не заметит пропажи пары-тройки документов. В конце концов, семья Магна очень велика.
Демир широко улыбнулся Лечаури:
– Я так рад тебя видеть, Леч.
Лечаури не то взвизгнул, не то пискнул, увидев летящую к нему пачку банкнот, схватил ее, едва не выронил, потом крепко сжал и сунул в карман – ловко, как уличный фокусник. Все, он заглотил крючок и, если повезет, достанет Демиру сведения, необходимые для спасения девушки.
На прощание Демир сказал:
– Еще двадцать я заплачу – и заодно договорюсь об отсрочке, – как только получу документы. Жду тебя завтра в моем отеле.
13
Киззи не была знакома с Чурианом Дорлани, но несколько раз видела его издали. Будучи первым кузеном семьи-гильдии Дорлани, он устроился надсмотрщиком на крупную лесопилку неподалеку от Оссы, где получал огромное жалованье, в то время как толковые подчиненные выполняли за него всю работу. Он был недостаточно умным, чтобы добиться успеха, но достаточно умным, чтобы не развалить все дело. По мнению Киззи, Чуриан достиг многого, хотя и был совершенно заурядным человеком.
Такое часто бывало в высшем обществе Оссы. Киззи старалась не думать о том, как это несправедливо.
Два часа, немного денег (из тех, что дал Демир), и она выяснила все, что ей нужно было знать о Чуриане, – привычки, любовницы, круг общения. Остаток вечера Киззи провела на улице Славы, поджидая Чуриана у здания общества фульгуристов, в которое он входил. Улица Славы и ее окрестности разделяли район Ассамблеи и Слаг, богачей и бедняков, а заодно служили нейтральной территорией, на которой одни встречались с другими. Киззи наблюдала за тем, как второразрядные представители оссанской элиты шлифуют тротуары, развлекая себя мечтами: однажды она тоже начнет вести ленивую, размеренную жизнь, будет наслаждаться покоем и гнаться только за удовольствиями.
Но это были только мечты. Отец Киззи, один из самых влиятельных людей в Оссе, публично осудил саму идею узаконивания внебрачных детей, и ей суждено было остаться всего лишь привилегированной охранницей, которой позволено носить уменьшенную копию знака Ворсьена по праву рождения, но не дано доступа к другим привилегиям, положенным члену знатной семьи. А если у нее будут дети, они не смогут носить даже кремниевый знак.
К тому же она не пользовалась благосклонностью своих родственников. Сибриал, старший единокровный брат, возненавидел Киззи еще больше за то, что она отказалась солгать ради него судье. Отец злился на нее. Если у нее и были надежды на то, что после его смерти произойдут благоприятные изменения, теперь они развеялись.
Тут Киззи заметила свою двоюродную сестру, девятнадцатилетнюю бездельницу: почти голая, несмотря на холод, она висела на руке могучего гласдансера, собираясь войти вместе с ним в здание общества, чтобы
