но тут же начала бешено вырываться и молотить кулаками, стараясь ударить как можно сильнее. Но, увы, больно было не Кристофу, а мне. И еще больнее было из-за того, что поцелуй… мне понравился.
Когда же наконец он отпустил меня и выпрямился, за его спиной стоял Кайл. Как он вошел в комнату, я в разгар борьбы не заметила. Я едва отдавала себе отчет в происходящем вокруг, все еще пребывая в смятении.
Кристоф же, повернувшись к выходу, преувеличенно удивился:
– О, Кайл! А ты что здесь делаешь? – его легкий тон и довольная ухмылка не оставляли сомнений в том, что здесь делал он.
«Подлец!» – очнулась я наконец.
– Я пришел позвать Диану в лабораторию. Она нам срочно нужна, – голос Кайла был совершенно бесцветным, как и его взгляд.
– Ну, тогда не буду вам мешать! – И, обойдя Кайла, Кристоф спрыгнул вниз, даже не пытаясь воспользоваться ступеньками.
Я не могла посмотреть Кайлу в глаза. Меня тошнило от одной мысли, что он стал свидетелем нашего с Кристофом «разговора». Как это должно было выглядеть для него!
Я поднялась и, неловко прикрываясь руками, отвернулась к стене.
– Иди, Кайл. Я сейчас приду, – меня била нервная дрожь, свою лепту вносила и привычно раскалывающаяся голова. Как же гадко! Вряд ли слова могли исправить ситуацию.
– Диана… – сказал Кайл за самой моей спиной.
Меня затрясло еще сильнее.
– Уходи!
– Не надо, Диана. – Он укутал меня в одеяло и свои объятия.
По инерции я все еще пыталась вырваться, слезы продолжали скатываться на его рубашку.
– Не плачь, ш-ш-ш… – Но руки держали меня мягко, без принуждения, и постепенно я расслабилась, мои всхлипы начали затихать, стало легче. Ведь я уже была не одна. С Кайлом.
– Ты думаешь, я ничего не понимаю? Думаешь, мне не известно, что он за чудовище?
Наконец я смогла поднять на него глаза. Он убрал с моего мокрого лица прилипшую прядь – нежно, ласково.
– Диана, я сделаю все, чтобы защитить тебя, даже если это будет стоить мне жизни. Я знаю, что может помочь.
И я ему поверила.
Но как невыносимо страшно мне стало на следующее утро, когда я увидела, что люк открыт, а кресло, всегда стоявшее у стола, подвинуто к самой моей постели. Покрывало на кресле было смято, будто на нем долго-долго сидели…
Мойра заметила мое состояние и тактично молчала, ожидая, пока я захочу поделиться. У меня же не было слов, чтобы объяснить ей свои смутные страхи: подозрения, которые только начали брезжить в моем сознании, были столь пугающими, что я не решалась о них даже думать, не то что говорить. Но ее готовность сопереживать все-таки сломала мой защитный барьер, и однажды главный мучительный вопрос вырвался на волю вместе с рыданиями:
– Почему он так меня ненавидит?!
В мгновение ока Мойра уже держала меня в объятиях, тихонько покачивая, как мать, утешающая дитя, которое плачет по
