силы будили интерес, но все меньше.
Мы спокойно смотрели на них, а они на нас, безошибочно подмечая, что за техника прячется под очередной драпировкой и так же лихо наказывали тех, кто зазевался и оставил мат часть без присмотра. В ту же секунду, оставленное волоклось в закрома и пряталось.
Самым желанным был флаг. Взятие флага – это в нас замешано на живой пролетарской крови. Во лбу кокарда, в руках красные стяги. Добыть его – это высший пилотаж никому не нужного воровства. Хотя и знали, что не пригодится, но тащили под копье или еще под что. Воздушные шары уже в комнату не лезли, а нам все надо, и несли для того чтоб потом лопнуть или отпустить в небо и смотреть как уменьшаясь улетают. Зачем? Для чего? Родители все равно выкинут. А вот для того, чтоб сказать- Это мое!-. И тащили, кто больше, начинающие маленькие хапужки.
Игры воздушных шариков. Полно, разноцветных, круглых, волнистых, грушевидных и реальность как то размягчалась, как сухарь в горячем супе. И подобно им, округлялась и обрезинивалась. А пока еще день и вокруг, много людей, хотящих в туалет, но везде перекрыто, и их дети кричат, а мужчины покачиваются и ломают ворота. Пятая волна, десятая, двадцатая. Держим осаду, упираемся, и вот кажется сдержано. Можно расслабиться, но как раз в тот момент кое-кто мускулистый прорвался и наследил за сараями. Эх жаль собак увели и наш вдохновитель дядя Рома тоже ушел с ними, вот и прорвались.
Старики и малыши, помалкиваем. Но все же в общем удалось сдержать напор! Защитники ликуют. Подумаешь, один уголок. Там все равно ничейные сараи, гниющие доски, да и мы там не раз ходили, когда не хотелось бежать домой.
Наша Троя, устояла. Дальше понимаешь, что хуже, осады, только свои же пьяные родители, пришедшие с демонстрации в недухах. Еще хуже, если пьянка продолжается.
Костюмы, и, белые рубашки с запонками, начищенные туфли становятся совсем ни при чем, когда ждешь длинную ночь. Острую как битое стекло, разлетевшееся по полу. Хлопанье дверьми. Осыпанная штукатурка. Шум, гам, и слезы.
После многолюдья, одиноко. Автобусы набитые демонстрантами разъехались. Улицы свободны, но никуда не хочется. Ребята разбрелись по домам. Завидуешь тем, чьи родители умеют пить. На улицах пустота, и только заросшая немытая шпана снует в поисках поживы.
И вот тысячи пьяных и не очень отходят от процесса превращений в туалетах и ваннах, держа головы под слабенькими, но очень холодными струями. Плохо освещенные улицы, гудят трансформаторной подстанцией. Звезды спрятались в пухе облаков. Страдание переламывает, сильнее чем как перед сменой погоды, и выкручивает суставы. Отрыжка системы слышна и осязаема, похмельем. Миллионы страдают, тысячи клянутся больше не пить, потому что сходят с ума. Потому что опухшие, по утру не узнают себя.
Отходняки, перерастают в скандалы, надрывный плачь детей. И никого не волнует, как они там после мероприятий, а тем более какое-то далекое еле живое политбюро непричем, и не к чему, когда
