от неё, потому что она была не та, что ему нужно. Была женщина, была семья, были походы в театр и поиски подходящей философии. Но ни один человек (кроме него самого), ни одна философия не давали ему то, что нужно.
Однажды он просто собрал вещи и ушёл. Оглядывался конечно, переживал. Но чем дальше он отходил от дома, тем яснее ему виделось, что решение это было верным.
Он шёл и видел вокруг себя цветы и птиц, солнце и облака, дождь и капли росы на траве. Вдыхал запахи утра, которые призывали к действиям, и запахи вечера, которые призывали к успокоению. Слышал как зовут друг друга звери и стихии, побуждая меняться и двигаться. Его самого никто не звал, никому от него ничего не было надо. И это было прекрасно.
Он нашел себе тихий укромный уголок и стал там жить, никого не трогая и ни от кого не завися. Это место для него стало раем на земле!
Оказалось, что заботиться о себе самому было не так-то сложно и отнимало далеко не весь день. Оставалось ещё много-много свободного времени.
Он стал много сидеть и просто смотреть, слушать. Слушал мир, слушал себя. Так проходил день за днём. Всё было прекрасно, так, как он хотел и мечтал.
Однажды закралась к нему в голову мысль: “Как же это так, – думал он – все звери и птицы, жучки и даже невидимые глазу букашки всё время что-то делают, куда-то стремятся, чего-то боятся. Почему же только мне надо замереть, как камень? Может я тоже не живой?” Живой, конечно, но что с ним не так?
Пока он ждал ответа, а ждать он научился за это время, увиделись ему интересные вещи: одна птичка свила гнездо на крыше его крохотного домишки. А мышка поселилась в полу. Жучки прогрызли стены.
“Хм, может и покой имеет место быть в этом мире, ведь он даёт возможность оттолкнуться для движения, спрятаться и переждать, для жизни покой и то что в покое необходимо. Может я не как камень, может я как дерево? Тихо живу себе, давая возможность жить вокруг меня другим, неся спокойствие и чувство защещённости?”
Эта мысль так понравилась человеку, что покой и мир в сердце его ещё больше возросли. В свободное время он стал не только сидеть, но и ходить, гулять. Стал много улыбаться. А потом стал ещё и петь!
Про человека прознали другие люди, живущие неподалёку. Сначала его побаивались, ведь он сторонился людей, на вопросы не отвечал. Потом стали судачить о нём между собой и бранить: “Эка невидаль! Здоровый мужик, а ничего не делает.” Потом вовсе перестали замечать.
А спустя ещё какое-то время стали просто приходить и сидеть с ним. Или бродить вместе по лесу и подпевать, хотя песни его становились всё менее понятными, больше походили на журчание. “Наш Ручеёк, – так прозвали его люди. – Как хорошо, что он поселился рядом с нами!”
“А что, – подумал человек, – я и правда как ручеёк! Пусть так теперь и буду называться!“
Что дальша стало с этим человеком – не знаю. Мне надо было уехать в город. А когда вернулась, уже много лет спустя, про него уже никто и не помнил. Только деревня стала называться Ручейковой,
