не мечтал об удочерении и уж тем более, храните меня боги, о возвращении настоящих мамы и папы.
Я мечтала о том, чтобы меня никто не нашел. На протяжении трех лет я вставала и ложилась с этой молитвой богам. Новый мир мне нравился.
Сторож Анисыч ругался отборным матом, пил, иногда за дело сек мальчишек ремнем. Девчонки его не боялись, с ними он был почему-то всегда уважителен и тих. Катюха оказалась прекрасным преподавателем русского языка: я схватывала на лету, а потом поражала скромную и добрую Валерию Дмитриевну гремучей смесью Катюхиных фразочек и мата Анисыча.
Валерия Дмитриевна учила меня другому языку, литературному, который давался сложнее, но, когда я начала понимать разницу, пошел быстрее. Моя привитая с ранних лет воспитанность и манеры поначалу всех веселили, но, когда Валерия Дмитриевна посоветовала всем учиться у меня, как держать себя на людях, я осознала, что тоже могу многому научить Катюху. Я отучила ее от привычки ковыряться в носу при разговоре с людьми, научила садиться и вставать, не падая на стул, красиво двигаться и держать осанку. В чем-то мои манеры и представления о том, какой должна быть приличная девушка, разбивались о порядки мира вокруг, но в чем-то мы полностью совпадали.
Это было бы очень смешно, не будь так грустно, но Анисыч звал меня Леди, как собачку в мультфильме, и скоро эта кличка прилипла ко мне. Я не сопротивлялась. Интуитивно я понимала, что от своего прошлого навсегда не избавиться, да и не надо. В этом мире тоже есть место благородным девицам, пусть они и вызывают у окружающих желание покрутить пальцем у виска.
Взрослея, я больше не пыталась стать Катюхой, или Анисычем, или Валерией Дмитриевной. Я создавала ту себя, какую хотела. Со старыми и новыми чертами характера, поведением, речью, манерами. Никто не пытался насильно заставить меня что-либо делать, Анисыч не измывался надо мной, как отец, и я постепенно прониклась к нему чем-то похожим на дочернюю нежность.
Через Анисыча и мальчишек в детском доме, с которыми было так легко общаться, потому что моя дружба с Диком была своего рода тренировкой общения с ними, я начала принимать мужчин Терры. А когда встретила Мишу, то смогла и полюбить…
Возможно, мое спасение от мужчин моего мира было именно в этом побеге, жизни в других условиях.
Но… судьбе было угодно вернуть меня обратно. И вот я снова здесь. В своем личном аду.
Все еще задыхаясь от неприятных ощущений и тошноты, я подняла взгляд на отца. Он сильно постарел за семь лет, похудел, но в его глазах все так же горела холодная ненависть ко мне и еле сдерживаемое торжество. Морщины на лице придавали ему еще больше сухости, жесткости, непримиримости.
Он усмехнулся, окинув меня взглядом. А потом жестом приказал вытащить мне кляп изо рта.
– Что, погуляла, потаскуха? Пора возвращаться к своей жизни и платить долги.
– Какие еще долги? Я ничего тебе не должна! – Заговорить с ним было все равно что окунуться заново в вонючее болото, из которого
