и лавки. Покружив с полчаса, вышли на заросший бурьяном пустырь и направились к полуразрушенному сараю.
Через дырявую крышу туда проникал дневной свет, в задней, из песчаника стене темнел широкий проем.
– Пришли, – обернулся Шкет и нырнул туда, Пашка следом.
Внутри оказалась полого уходящая во мрак галерея, высотой аршина три, запахло подвалом.
– Давай руку, – сказал новый знакомый, пошли в сгустившейся темноте. Затем куда-то свернули, вдали неясно забрезжило.
– Ну, вот мы и дома, – отпустил ладонь Шкет. – Как тебе фатера?
В свете дымившего в расщелине факела открылся вырубленный в камне просторный грот с высоким закопченным потолком и со стенами в прожилках кварца.
– Так, щас разведем огонь и будем ждать пацанов, – остановился у каменного очага в центре конопатый.
Через несколько минут в гроте потрескивал костер, разожжённый из сваленной сбоку охапки дров. Огонь лучше высветил помещение. Оно было квадратным, с гладким полом и подобием нар у стен. Между заваленными тряпьем нарами лежал плоский обломок ракушечника, на котором стояли закопченный медный чайник и несколько жестяных кружек.
– Да, интересное место, – Пашка, оглядевшись, присел на ящик у костра.
– А то, – рассмеялся Шкет, подняв на него глаза. – Это тебе не хухры-мухры. Одесские катакомбы.
– Что ещё за катакомбы?
– Ну, типа место, где раньше ломали камень, из которого строили дома. Из него сделан весь наш город.
– Вон оно что, понятно.
– Эти самые катакомбы везде, под всей Одессой, и тянутся на тыщу вёрст, – Шкет подбросил в огонь обломок доски.
– Иди ты!
– Век воли не видать, – конопатый щелкнул по зубам ногтем и прислушался. – Не иначе наши идут, щас будем шамать.
Издалека послышались шарканье и смех, донеслись звуки песни:
С ростовского кичмана бежали два уркана,
Бежали два уркана да домой,
Лишь только уступили в одесскую малину,
Как поразило одного грозой!..
Затем из темного проема появилась группа оборванных мальчишек, и кто-то закричал:
– О! Шкет уже на месте!
При виде незнакомца все замолчали, а самый рослый, передав соседу газетный сверток, подошел к нему:
– Ты хто такой?
– Он, Марко, хочет определиться к нам на постой, – поднялся Шкет на ноги.
– На постой говоришь? – недобро ухмыльнулся. – А чем будешь платить?
По виду он выглядел лет на пятнадцать, с большими выпуклыми глазами и шапкой курчавых волос.
– У меня ничего нету, хлопцы, – тоже встал Пашка.
– А это? – кивнул курчавый на кожушок.
– Грубой[17] клифт, – поцокал языком второй, в драном морском бушлате.
– А ну снимай! – схватил Марко Пашку за воротник.
В тот же момент тот уцепил
Грубой – хороший (жарг.)
