выражением крайнего недоверия на лице Огюст Ланшон уставился на неотесанного незнакомца.
– Вы собираетесь разрешить…
– Завтра в девять утра она будет здесь.
– Я не…
Жак уже исчез. Через несколько минут Ланшон окончательно забыл об этом происшествии. На следующее утро, в девять часов, взглянув на вход в ателье, он увидел в дверях Жака Пажа. Ланшон хотел было сказать своему управляющему, чтобы тот вышвырнул Пажа вон, но вдруг заметил у него за спиной Ноэль. Отец и его невероятно красивая дочь шли прямо к Ланшону. Папаша широко улыбнулся и представил ему Ноэль.
– Вот она, готова приступить к работе.
Огюст Ланшон не отрываясь смотрел на девушку и облизывал губы.
– Доброе утро, месье, – с улыбкой поздоровалась Ноэль. – Отец сказал мне, что у вас для меня есть работа.
Потерявший дар речи Ланшон утвердительно кивнул головой.
– Да, я… я полагаю, мы сможем что-нибудь подыскать вам, – удалось ему, заикаясь, выдавить из себя фразу. Ланшон изучал ее лицо и фигуру и не верил своим глазам. Он тут же представил себе, какое это наслаждение – лежать на ее нагом теле.
Жак Паж стал прощаться:
– Ну что ж, оставляю вас вдвоем, чтобы вы могли получше познакомиться.
Он сильно хлопнул Ланшона по плечу и хитро подмигнул ему. Этот жест можно было истолковать десятью разными способами, но ни один из них не оставил у Ланшона ни малейшего сомнения относительно намерений Пажа.
Первые несколько недель Ноэль казалось, что она перенеслась в другой мир. Женщины, посещавшие ателье, носили красивую одежду и отличались изысканными манерами, а сопровождавшие их мужчины не имели ничего общего с теми грубыми и шумными рыбаками, среди которых она выросла. У Ноэль создалось впечатление, что впервые в жизни ее ноздри освободились от рыбного зловония. Раньше она никогда не обращала на это внимания, потому что запах рыбы представлялся ей неотъемлемой частью ее существования. Теперь же все вдруг изменилось, и только благодаря отцу. Девушка гордилась тем, как отец сговорился с господином Ланшоном. Два или три раза в неделю они отправлялись вместе пропустить рюмочку коньяка или выпить пива, а когда возвращались, между ними устанавливался некий дух товарищества. Поначалу Ноэль невзлюбила Ланшона, но он вел себя с ней осторожно. От одной из девушек Ноэль узнала, что жена Ланшона как-то застала его в кладовой с манекенщицей, схватила ножницы и чуть его не кастрировала. Ноэль видела, что Ланшон не спускает с нее глаз, но он всегда оставался предельно вежливым. «По-видимому, – рассуждала она, – он боится моего отца». И это ее вполне устраивало.
Дома у них стало намного спокойнее. Отец больше не бил мать, и постоянная грызня между ними прекратилась. На стол стали подаваться бифштекс и жаркое, а после обеда отец доставал новую трубку и набивал ее дорогим табаком из кожаного кисета. Он купил себе выходной костюм. Международное положение продолжало ухудшаться, и Ноэль часто
