временем, решил походить по церкви и хорошенько всё осмотреть. Внимательно изучив всё внутри, Игнатиус вышел из церкви, чтобы произвести тщательный наружный осмотр. Вскоре из-за монастырских развалин показался капеллан и, приблизившись к сыщику, пригласил его к епископу Элиоту Хопкинсу. Епископ вышел им навстречу и прямо на кладбищенской дорожке, – одним жестом руки отпустив капеллана, – начал разговор сразу по существу:
– Доброе утро, мистер Поллаки! У меня, к сожалению, очень мало времени, поэтому прошу Вас говорить конкретно по делу. Давайте присядем здесь, – кивком головы он указал на красивую старинную ажурную скамью, – и я Вас слушаю!
Как приятно было после палящих солнечных лучей оказаться в тени цветущих липовых деревьев с их неповторимым медовым ароматом!
– Доброе утро, мистер Хопкинс! Благодарю Вас за эту встречу! Вопросов у меня к Вам будет немного, так как некоторые непонятные моменты я уже выяснил у священника.
Епископ согласно кивнул.
– Так вот, во-первых, меня интересует копия завещания покойного викария. И во-вторых, известно ли Вам, как появилась у него бриллиантовая реликвия невероятно огромной стоимости? Ведь Вы знали его при жизни, поэтому, может быть, Вам что-нибудь известно об этом?
Элиот Хопкинс глубоко задумался, погрузившись в воспоминания, а потом медленно начал своё повествование:
– Мистер Поллаки, я глубоко уважал покойного викария. Он был преданным служителем церкви, истинным пастырем овец Христовых! Но даже для меня, – человека, знавшего его не понаслышке, – и то некоторые стороны его жизни остаются неразгаданной загадкой. Семьи у викария никогда не было, это факт. При этом по характеру он был очень активным, очень доброжелательным и любознательным и человеком. Думаю, что по всем этим причинам он и подружился с бароном Робертом Генри Барлеттом.
Про барона говорили, что он постоянно проводил различные опыты в своей лаборатории и много времени посвящал анатомическим исследованиям. С именем барона связан один весьма любопытный факт: у сэра Барлетта была приёмная дочь, которой викарий стал крестным отцом. Об этом событии сохранилась запись в церковном архиве. И конечно, викарий всегда сам исповедовал эту девочку. Её звали Мария Жозефина Барлетт. Мне не известны причины, по которым барон решил удочерить её, – ведь у него уже были дети! НО! Это именно она принесла викарию редкостную бриллиантовую реликвию, – хотя, поверьте, я не знаю, как она у неё оказалась. Последние годы викария мучали сердечные приступы, и однажды ночью ему стало совсем плохо. Предчувствуя свою кончину, он распорядился позвать нотариуса. В ту ночь я был при нём, и он настойчиво попросил меня сжечь в камине всю его переписку. Вы понимаете, что таким образом были уничтожены все его тайны, которые у него без сомнения были. Иначе – зачем перед лицом вечности беспокоиться о старых письмах? Едва прибыл нотариус и завещание было
