желание заняться. И так во многом; лишь только минутный порыв доходил до конкретики, тут же сходил на нет, являя сотню причин к воплощению замысла не приступать, как бы идеально всё не выглядело в голове, в далёких планах и прозрачных мечтах.
Сегодня, следя из окна за редкими машинами, что мчались рьяно по автостраде, Мария думала о чём-то новом для неё, но окуналась и в обыкновенные свои размышления. Она нередко оценивала пейзаж за окном, так непохожий на прежний.
Вообще, Мария любила посмотреть в окно. Так она видела через прекрасное всю чудовищность происходящего. Поздним вечером, когда Мария раздвигала шторы в своей комнате и всматривалась в такую до боли знакомую улицу через стеклянную призму времени, она видела, как мчатся машины по ночным дорогам…
Светят устало фонари. Подрагивают огоньки в зелёных, бежевых, сероватых, многоэтажках. Обречённо смотрит издали шиномонтаж. Проезжают последние поезда со своим ленивым: чучух-чучух. В окнах электричек иногда видятся чужие, незнакомые лица. И где-то подальше, вдоль железной дороги, горит неустанно надпись «24»…
Марии были дороги эти улицы, памятно было каждое место, ценна была каждая деталь. Она сравнивала. Всё шло из детства. Только вот… Тогда всё было совсем иначе. Всё было лучше, светлее, приятней. Всё играло другими красками. А теперь? Теперь всё изменилось, в её жизнь пришли новые знания: время, боль, судьба. Всё шло под откос. Она страдала одна, хотя вокруг было так много готовых помочь, приютить, даже жаждущих этого. А она не хотела… Она сама отказывалась всякий раз, ища себе оправдания.
Она безумно винила себя… И во многом. Да, Мария чувствовала, будто виновата кругом. Ей было стыдно, ей было горько, ей было больно, но мучилась она больше всего тем, что ничего не могла ни вернуть, ни исправить. И она тупо смотрела в окно, будто что-то непременно должно было от этого измениться.
Так было всегда. Так случилось и сегодня.
Но заблудившись в мыслях, несущихся вслед за уходящей вдаль электричкой, её беспокойный ум зацепился за воспоминание, всколыхнувшее незажившую рану. Одного этого хватило, чтобы пуститься с головой в мысли о прошлом, чтобы поднять с полок предательской памяти всё то, что когда-то причинило адскую боль, то, что стало причиной несчастиям, то, что хочется забыть, потому что исправить уже невозможно.
Она вспомнила.
Это случилось несколько месяцев назад. Они ехали в больницу, держась под руки, наступая в лужи и расплёскивая мутные капли вокруг. Идти быстро не получалось из-за ватных ног, кружащейся головы, общей слабости и боли – одним словом, из-за болезни. Они чуть-чуть покачивались, иногда останавливались, чтобы передохнуть. От метро до больницы непросто было дойти в подобном состоянии, хорошо, что их было двое, что было, на кого опереться.
Ехали машины. Горели светофоры. Приходилось ждать зелёный свет, смотреть по сторонам, перебегать рельсы перед виднеющимся вдали трамваем, видеть серое осеннее небо и слышать шумные
