Ты не чувствуешь?
– Чувствую. Ты имеешь в виду соитие?
– Да. Соитие. Очень точное слово. У меня раньше не было соитий. А у тебя были?
– Нет.
Если б могли, мои брови убежали бы на затылок.
– Кто ты, Ангел?
– Ну, хорошо. Я родилась в селе Верещагино в семье библиотекаря. Меня мама одна воспитывала, отец рано умер. Потом я уехала в Пермь, чтобы стать актрисой. Не поступила. Осталась. Пошла по рукам. Оказалась на панели.
– А как ты сошлась с Бориской?
– Я подсела на героин. До ручки дошла. Уехала в православный реабилитационный центр. Ну, можешь представить: строгие матушки, власть обряда. Соскочила. Вернулась в Верещагино. А там Борис храм строит. Он тогда не пил, вырезал по дереву. Талантливый был. Талантом и подкупил.
– Почему ты не ушла, когда он запил?
– Ты жестокий. Не ушла, потому что он во мне нуждался. Я ведь любила его. Хотела ему помочь, спасти, а потом несла крест. Когда не знаешь, зачем живешь, крест помогает, даже если он тяжелый.
– Ты реально Ангел.
– Не смеши. Я мать всех щелок. Матерь Богов. Я два года мастурбировала в ванне, вспоминая твои губы и глаза.
– Офигеть! Я занимался тем же самым. Ну, не два года, но год точно. Я обрадовался, когда узнал, что Бориска умер.
– Я тоже.
– Интересно, это честность или ужас?
– А какая разница? Ты понимаешь, что по законам жанра теперь ты должен рассказать о себе?
Внутренне я вздрогнул. Правду обо мне знали только два человека: детектив Федор Фанагория и помощник патологоанатома Саврас. Они были моими друзьями и сослуживцами. Круг друзей я расширять не собирался ни за какие коврижки. Сраный мудак. Сначала докопался до Ангела, а потом решил дать заднюю. Нужна была тебе ее классическая история? Я снова замер между отчуждением и самоубийственной искренностью. Меня спас проводник Андрей. Олень постучал в дверь. Я отреагировал с преувеличенной резвостью. Мигом завернулся в одеяло и открыл. Андрей окинул нас подозрительным взором.
– У вас лица красные.
– Это грим. Мы актеры. Тренировались.
– На кровь похоже.
– Так и задумано. В ужасах будем сниматься.
– Ладно.
Олень пытался нащупать взглядом глаза Ангела, но Ангел смотрела в окно. Плевать она хотела на этого ушлепка. Отчаявшись, Олень договорил:
– Через полчаса Москва. Сдавайте белье. И подстаканники со стаканами.
– Сдадим.
Я задвинул дверь и сразу стал одеваться. Ангел наблюдала за мной вопросительно.
– О себе ты рассказывать не будешь, правильно я понимаю?
– Неправильно. У меня офигенная биография. На бегу такие шедевры не излагают. Нам надо умыться, привести себя в порядок и сдать всю эту хрень. Заселимся в гостиницу, и я все тебе расскажу. Нам еще Бориску развеивать, если ты не забыла.
– Я помню. Но ты ведь понимаешь, что суть не в этом?
– Конечно,
