он всем вообще тульским помещиком Максимовым. Он мигом вошел в заботу наших путников.
– Старец Зосима живет в скиту, в скиту наглухо, шагов четыреста от монастыря, через лесок, через лесок…
– Это и я знаю-с, что через лесок, – ответил ему Федор Павлович, – да дорогу-то мы не совсем помним, давно не бывали.
– А вот в эти врата, и прямо леском… леском. Пойдемте. Не угодно ли… мне самому… я сам… Вот сюда, сюда…
Они вышли из врат и направились лесом. Помещик Максимов, человек лет шестидесяти, не то что шел, а, лучше сказать, почти бежал сбоку, рассматривая их всех с судорожным, невозможным почти любопытством. В глазах его было что-то лупоглазое.
– Видите ли, мы к этому старцу по своему делу, – заметил строго Миусов, – мы, так сказать, получили аудиенцию «у сего лица», а потому хоть и благодарны вам за дорогу, но вас уж не попросим входить вместе.
– Я был, был, я уже был… Un chevalier parfait![3] – и помещик пустил на воздух щелчок пальцем.
– Кто это chevalier?[4] – спросил Миусов.
– Старец, великолепный старец, старец… Честь и слава монастырю. Зосима. Это такой старец…
Но беспорядочную речь его перебил догнавший путников монашек, в клобуке, невысокого росту, очень бледный и испитой. Федор Павлович и Миусов остановились. Монах с чрезвычайно вежливым, почти поясным поклоном произнес:
– Отец игумен, после посещения вашего в ските, покорнейше просит вас всех, господа, у него откушать. У него в час, не позже. И вас также, – обратился он к Максимову.
– Это я непременно исполню! – вскричал Федор Павлович, ужасно обрадовавшись приглашению, – непременно. И знаете, мы все дали слово вести себя здесь порядочно… А вы, Петр Александрович, пожалуете?
– Да еще же бы нет? Да я зачем же сюда и приехал, как не видеть все их здешние обычаи. Я одним только затрудняюсь, именно тем, что я теперь с вами, Федор Павлович…
– Да, Дмитрия Федоровича еще не существует.
– Да и отлично бы было, если б он манкировал, мне приятно, что ли, вся эта ваша мазня, да еще с вами на придачу? Так к обеду будем, поблагодарите отца игумена, – обратился он к монашку.
– Нет, уж я вас обязан руководить к самому старцу, – ответил монах.
– А я, коль так, к отцу игумену, я тем временем прямо к отцу игумену, – защебетал помещик Максимов.
– Отец игумен в настоящий час занят, но как вам будет угодно… – нерешительно произнес монах.
– Преназойливый старичишка, – заметил вслух Миусов, когда помещик Максимов побежал обратно к монастырю.
– На фон Зона похож, – проговорил вдруг Федор Павлович.
– Вы только это и знаете… С чего он похож на фон Зона? Вы сами-то видели фон Зона?
– Его карточку видел. Хоть не чертами лица, так чем-то неизъяснимым. Чистейший
Рыцарь – и притом совершенный!
Рыцарь?
