Пробовала травки разные на лугу специальные есть, лечебные, только зубы оставшиеся до корней стерла. Пробовала голоданием лечиться – зубов то все одно нет – хуже стало, полнормы лошадиной сделать не могла, с голодухи ноги подкашивались и в глазах темнело. Ходила к Бабе Яге в избушку, не убоявшись волков, чтобы та заговор какой почитала. Та пошептала, на день-другой полегчало, даже норму сделала и на конюшню жеребенком прискакала к вечеру, а утром уже не поднялась. Вызвали ветеринара. Он поставил диагноз быстро: старость пони, полный износ понячьего организма, к работе не пригодна, списать. Первым делом, в диагнозе пони возмутили определения «износ пони» и «понячьего», а уже потом «списать». «Это какой такой пони? Может, он анализы перепутал или ему очки сменить надо? Лошадь от пони отличить не может! Самого его надо списать!» – бушевала пони. Но доктора оставили работать, ему еще три года до пенсии оставалось, а пони списали. На мясо она не годилась, зерна ей не полагалось, да и зубов не было, отправили на свободный выпас – может какой мох мягонький пожует, тем и прокормится, все одно, долго не протянет. Жеребята её давно выросли и превратились в крепких пони, недостатков мамкиных не унаследовали, лошадьми себя не считали, занимались пониной работой – один детей по набережной катал, другая в зоопарке служила для демонстрации, третья выбилась в артистки, в цирке выступала. Никто телеги с грузом не таскал, мешки да тюки на загривке не перевозил, жернова не крутил – прошлый век, теперь пони так не работают. На зерно и сено им хватало, на жизнь не жаловались. Над материнским пунктиком про лошадь посмеивались. Вернее, это они теперь посмеивались, а пока пони еще не списали, они эту идею очень поддерживали: «Да, мать, ты у нас отличная лошадь, крепкая, тяжеловоз!» Теперь шутили: «Ну, что, старая кобыла, зубы на полку и с конюшни вон?» Пони говорила, что она сама ушла, на волю давно хотелось – в ночное ходить, на звезды смотреть и все такое. Что голодает, мох жевать не может, мерзнет холодными зимами в поле, молчала, заводилась только, когда вспоминала, что списали её не как лошадь, а как пони.
Когда пони умерла, дети поделили между собой все, что от неё осталось: шкуру, кости и копыта. На могилке плакали и решили памятник установить. Скинулись и поставили. Надпись прочувствованную изобразили: «Здесь покоится Лошадь (маленькая)».
Русалочка – новая сказка со старым названием
Интересно, если бы русалки появлялись из икринок, сколько бы их было? Стаи русалочьих мальков сновали бы по мелководью, грелись на солнышке, распевая на все голоса. Шустрые мальчишки ловили бы их сачками, опускали в полиэтиленовые пакеты с водой и тащили домой. Дома мамки и бабки ворчали бы на них: «Зачем ты эту пакость опять домой приволок? Ни на уху, ни на жареху. Да еще спать всю ночь не дают – песни орут. Неси обратно, и не вздумай за баней в бочку с водой вылить, как в прошлом годе. А то соседи точно баню подожгут за их концерты
