не обижали ли её окружающие за то, что приёмная? Дети ведь так жестоки…
И беседа без запинки покатилась дальше: «Не обижали, всё было хорошо, мы её любили» и т. д.
Я же на этом месте споткнулась, услышав расхожий штамп «дети жестоки»: мучают животных, обижают слабых, издеваются над рыжими, слишком толстыми, чересчур худыми, очкариками, прочими странными, просто другими – не такими, как они.
Две закадычные подружки-одноклассницы постоянно спрашивали:
– Вот что ты, как дура, ходишь в свою музыкалку?
Они посещали только обычную среднюю школу, а я ещё и музыкальную – четыре раза в неделю, три раза – лёгкую атлетику, два раза – литературный кружок. Будучи крупными, дородными, подружки подшучивали надо мной:
– Ножки тоненькие, а жить-то хочется!
Как же я тогда переживала по поводу своих худых конечностей…
Однажды весной на уроке труда нам поручили выдёргивать траву, проросшую между цоколем здания школы и узкой асфальтированной полоской по периметру: та упорно лезла между цементом и асфальтом, оживляя серые камни. Непорядок! Всех девочек класса (уроки труда разделялись по половому признаку, мальчики делали табуретки) рассадили по линии – вырывать нежную майскую травку. Что страшно раззадорило учеников со второго этажа, мигом придумавших себе отличное развлечение: лить сверху воду, плевать, кидать скомканные бумажки. Девочки визжали и разбегались. Потом возвращались на прополку, и всё повторялось.
Я решила пойти другим путём. Подумала: если не визжать и не бегать, азарт постепенно угаснет и мальчишки постепенно сдуются. С очередной порцией воды все отскочили в разные стороны, а я осталась – меня облили. Удивившись, что не убегаю и не визжу, облили ещё раз. Потом высыпали растолчённый мел. Потом какие-то хлебные крошки. Потом несколько раз плюнули. А я всё сидела на корточках, полагая, что они остановятся. Нет. Выливали, высыпали, плевали… Им было очень весело! А я никак не убегала. Наконец дошло до апофеоза: на меня выплеснули содержимое вазы с подвядшими цветами с учительского стола. Они явно стояли очень давно, вода пахла отвратительно.
Оказалось, что человеческому злу нет конца. И я натурально озверела – взяла половинку кирпича, положила в карман школьного фартука и поднялась в тот класс:
– Кто вылил на меня вазу?
Все притихли, откровенно испугавшись – видно, читалось на моём лице что-то дикое…
Так вот, возвращаясь к тезису «дети злые». Задумалась после прозвучавших в интервью слов: могу ли я представить, что мои дети, рождённые и выросшие в любви, будут над кем-то издеваться, мучить или тиранить кого-то? Нет! Ни за что.
Мишель Оден: «Человечество изучает истоки насилия вместо того, чтобы изучать источники любви». А чего нет у жестокого ребёнка (а потом и столь же жестокого взрослого)? У него отсутствуют эмпатия, сострадание, нет развитых зеркальных нейронов, помогающих прочувствовать другого – его мучение, его боль. И что дальше? Правильно: сделав круг, вновь невольно приходим к азам. К
