А там – будет сила в нас, будет и власть наша над бесерменом да инородцем! Бают, где-то там, за горами, за лесами, за Камнем, за Диким полем, за рекою Итиль и еще далее, ближе к великим горам, за степями монгольскими, есть царство пресвитера Иоанна, царство христьянское, вольное, и живут там вольные люди, поклоняют токмо Богу одному! Дак то самое царство хочу я воздвигнуть здесь, на Вятке, в этой земле! Вот чего я хочу и почто пришел сюда к вам с дружиною своею!
– Сумеем, выстанем? Воздвигнем и создадим? Али так и будем которовать один с другим да сожидать, егда нас не хан, дак князь под себя заберет!
Молчали. Ошеломил их Анфал. Доселе о мечте своей не баял так вот, открыто и всем сразу. Ведали, что удачлив, ведали, что богат. Но такого не ждали от него.
– Ну а как мыслишь о том сам-то ты, с чего начинать? – поднял голову рассудливый Неврюй Побытов. – Ить, коли вместях, и закон какой надобен, иначе все одно, передеремси вси!
Но – сдвинулось. Загомонили разом, задел их все же Анфал за живое: сами ведали, что поврозь не выстать, а и под власть вышнюю, под боярский, либо московский, либо новогородский, сапог никто не хотел. А тут – эко! Вольное царство вольных людей!
Гуторили долго, все же остановясь пока на том, чтобы ходить в походы вместях, а там уж, коли слюбится, стерпится, и создавать это царство попа Ивана, или Беловодье там, – кто уж как зовет! Не уходить на поиски, а именно создавать тут, на Вятке, на вольной местной земле.
И то была удача, думал Анфал, укладываясь спать в этот вечер рядом со своею терпеливой и неустанной женой, которая робко посунулась к богатырю супругу, сожидая мужевой ласки за все свои дневные хлопоты. Могли и переругаться вси! Он обнял жену, все еще думая о своем, как ему казалось, великом замысле.
Глава 10
Владимир Андреич, большой, слегка оплывший, опустив тяжелые плечи, сидел в кресле, нарочито поданном ему, и хмуро оглядывал братьев. Юрий Дмитрич сердито косился на Василия (братья не любили друг друга, и оба это чувствовали, встречаясь, как теперь, нос к носу). Не подписанная Юрием отказная грамота стояла колом между ними. Помнилось, что Юрий, в случае смерти Василия, может стать великим князем Владимирским и Московским, по старинному лествичному праву, по которому стол занимали сперва братья, в черед, потом, в черед, племянники. И поскольку все прочие устранились, заключивши с Василием ряд по новому, измысленному митрополитом Алексием правилу, выходило, что умри Василий, и княжить – не его старшему сыну, а сперва – князю Юрию, и уже потом единственному наследнику престола сыну Василия, Ивану. (Ибо старший сын Софьи умер!) И значит… И ничего это не значило или значило очень многое! Во всяком случае, именно Юрий ходил в походы, водил рати, жертвовал земли тому же Троицкому монастырю в память покойного Сергия.
Но и не любя друг друга, братья понимали, что они – одно, и Москва – одна, и великое княжение – одно, и рушить его преступно, да и глупо прежде всего! И потому важные государственные
