style="font-size:15px;"> Печкин кричит:
– Отвяжитесь! Живым не сдамся!
Шарик в ответ думает: «Ну и не сдавайся! Зачем ты мне нужен!»
Но остановиться не может. Его рефлекс подгоняет. Наконец они до речки добежали. Печкин, как Чапаев, с сумкой в руке через речку поплыл, а Шарик остыл. Он кричит:
– Печкин, Печкин, это я – Шарик!
Печкин тоже остывать начал. Оглянулся назад и всё понял.
– Нет, – говорит, – ваша команда меня скоро в гроб загонит. Ведите меня к себе домой и переодевайте в сухое.
Он, конечно, был прав: он им телеграмму принёс, а его в речку загнали.
Они с Шариком быстро домой вернулись сушиться. Хорошо, что утреннее солнышко над зелёной травой уже греть начало, а то бы Печкин совсем простудился.
Пока Печкин в одних трусах на печке сох, дядя Фёдор мокрую телеграмму читал:
Встречайте нас, мы уже выехали. Ваши родители: папа и мама, ваша верная тётя Тамара и верный денщик-ординарец Иванов-оглы-Писемский. Готовьте место для музыкального инструмента.
– Как-то не по-военному написано, – сказал дядя Фёдор. – «Встречайте нас, мы уже выехали». А на чём выехали, где встречать, откуда выехали – непонятно.
Матроскин в это время от Шарика приклеенные ящики ножницами отрезал. Он всё объяснил:
– Выехали из Москвы от твоей мамы. Выехали на поезде. Встречать надо на станции.
– Всё правильно, – говорит Печкин. – У нас на станции московский поезд один раз в день останавливается. Ночью.
Но Шарик спорит:
– А может, они на автобусе выехали или на вертолёте.
– На вертолёте вылетают, а не выезжают, – отвечает Матроскин. – А на автобусе с пианино не ездят. Его в грузовом вагоне везут.
– А что такое денщик-ординарец? – спрашивает Шарик.
Печкин с печки кричит:
– Это что-то вроде шофёра. Есть ещё такие стихи замечательные: «Стой, денщик, жара несносная. Дальше ехать не могу». Мы в школе учили.
– А почему он ординарец?
– Наверное, весь в орденах. Боевой денщик.
Тем временем Матроскин от Шарика последний ящик отрезал и говорит:
– Мне кажется, тебя постричь надо наголо, а то и вовсе побрить. Потому что ты получился весь дырками выстриженный, как в лишаях.
– Вот это дудки! – говорит Шарик. – Зима на дворе, а ты меня постричь хочешь. Лучше я в дырках буду ходить, чем, как крыса, стриженный.
Вдруг во дворе сторожевой Гаврюша замычал, а потом машина забибикала. Это наши со станции приехали. Наши московские. А наши простоквашинские все на крыльцо высыпали на московских смотреть.
Смотрят они: около ворот стоит грузовик, полный народа. В кузове папа с мамой, пианино и дядя незнакомый, военизированный. В кабине тётя больших размеров с подносом, полным пирожных, на голове (это такая шляпа), и шофёр.
Тётя из кабины вышла, всех осмотрела и говорит:
– Здравствуйте. Вот вы какие. А кто из вас будет
