же ломаются.
– И не говорите, – согласилась г-жа Гибаль со своей обычной гримасой: эта рыжая красавица всегда играла в равнодушие. – Мне так надоело отдавать их в починку.
Госпожа Марти, крайне возбужденная этим разговором, уже несколько минут лихорадочно вертела на коленях красную кожаную сумку. Ей так и не удалось еще показать свои покупки, а она горела своеобразной чувственной потребностью похвастаться ими. Вдруг, забыв о муже, она открыла сумку и вынула несколько метров узких кружев, намотанных на картон.
– Взгляните на валансьен, который я купила для дочери, – сказала она. – Ширина три сантиметра. Они восхитительны, не правда ли?.. Франк девяносто.
Кружева пошли по рукам. Дамы восторгались. Муре уверял, что продает эти кружева по фабричной цене. Тем временем г-жа Марти закрыла сумку, словно скрывая от взоров вещи, которые нельзя показать. Однако, польщенная успехом кружев, она не устояла и вытащила еще носовой платок.
– А вот еще платок… С брюссельской аппликацией, дорогая… О, это находка! Двадцать франков!
И тут сумка, казалось, превратилась в рог изобилия. Г-жа Марти доставала предмет за предметом, разрумянившись от наслаждения и смущаясь, как раздевающаяся женщина, и это придавало ей особую прелесть. Здесь был галстук из испанских блондов за тридцать франков; она и не хотела его брать, да приказчик поклялся, что это последний и что цена на них будет повышена. Затем вуалетка из шантильи, – немного дорого, пятьдесят франков, но если она сама и не станет ее носить, из нее можно будет сделать что-нибудь для дочери.
– Боже мой! Кружева – это такая прелесть, – твердила она с нервным смешком. – Стоит мне попасть туда, и я, кажется, готова скупить весь магазин.
– А это что? – спросила г-жа де Бов, рассматривая отрез гипюра.
– Это прошивка, – отвечала она. – Здесь двадцать шесть метров. И, понимаете, всего-навсего по франку за метр.
– Но что вы будете с ней делать? – удивилась г-жа Бурделе.
– Право, не знаю… Но у нее такой милый рисунок.
В этот момент она подняла глаза и увидела прямо против себя ошеломленного мужа. Он стал еще бледнее и всем своим существом выражал покорное отчаяние бедняка, который присутствует при расхищении так дорого доставшегося ему жалованья. Каждый новый кусок кружев был для него настоящим бедствием: это низвергались в бездну горькие дни его преподавания, пожиралась его беготня по частным урокам, постоянное напряжение всех сил в аду нищенской семейной обстановки. Под его растерянным взглядом жена почувствовала желание схватить и спрятать и носовой платок, и вуалетку, и галстук; нервно перебирая покупки, она повторяла с деланым смешком:
– Вы добьетесь того, что муж на меня рассердится… Уверяю тебя, мой друг, что я еще была очень благоразумна: там продавалось и крупное кружево за пятьсот франков, – настоящее чудо!
– Почему же вы его не купили? – спокойно спросила г-жа Гибаль. – Ведь господин Марти – любезнейший
