не пустовала, бумажки с именами теснились, ожидая свой черед.
Домашняя драма
Похоже, что Лонгинов основательно запомнил последние строки той пушкинской эпиграммы, о которой он извещал Воронцова.
Думаете, «полуподлец»? Нет, другая эпиграмма – «Сказали раз царю…» Предполагаю, что она сочинена годом ранее той, более известной.
Льстецы, льстецы! Старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.
Лонгинов старательно «сохранял осанку». Он был вежлив, уклончив, витиеват.
Возросли его капиталы. Он уже не на побегушках. Проходящий службу в Петербурге новоиспеченный гвардейский офицер, двадцатилетний внук графа Семена Романовича Воронцова по наущению своего родителя является к сенатору Лонгинову с праздничным поздравлением.
Почтенный сенатор каждый раз провожает юного гостя до низу, до порога, и каждый раз приговаривает:
– Это не для вас, не подумайте, что я это делаю для вас. Это в память вашего деда и в уважение к вашему отцу.
Сын Лонгинова, Михаил Николаевич, видимо, остался в убеждении, что отец на чужое добро не зарился. Соответственно Лонгинов-младший не возлюбил писателя В. Ф. Одоевского: в одном из частных писем он обозвал творения князя «мутным колодцем».
И эту сыновнюю пристрастность можно расценить как косвенный отклик на пьесу «Хорошее жалованье», снабженную подзаголовком «Домашняя драма».
Опускаю подробный пересказ пьесы, поверьте на слово: Владимир Федорович Одоевский в «домашней драме» насыпал Николаю Михайловичу Лонгинову немало соли на хвост.
Особого внимания заслуживает действующее лицо по фамилии Сердоболин. Его волосы приглажены. В руках круглая табакерка, он часто нюхает, как бы украдкой. Послушаем его разговор с одним из персонажей:
«– Бывают такие случаи, что сильному человеку нужны деньги, а у просителя есть лишнее… Хотелось бы и взять… вообще с глазу на глаз – неприлично… неприятно потом встретиться с тем, у кого из рук прямо деньги взял…
– Понимаю – так тут вы и являетесь посредником…
– Нет-с – просителем – у меня всегда в кармане есть просьба о вспоможении… а уж, знаете, тот, к кому придешь, уже понял, за чем; тут все дело решится дипломатически, то есть с полною откровенностию. “Такое-то дело – сколько?” – “Столько”. – “Когда?” – “Тогда”. Иногда и сам проситель не знает, кому он дал, – да ему и нужды нет, было бы дело сделано, а на то у меня есть списочки, по чем кто продается.
– И вам верят с обеих сторон?»
Так как Лонгинов кроме комиссии прошений ведал благотворительностью, то не мудрено, если в его карманах, в карманах благотворителя, как и в карманах Сердоболина, постоянно лежали «просьбы о вспоможении» какой-нибудь вдовицы.
Любопытно, что примерно такое же впечатление от деловой беседы
