цветка. Дрожащие, в металлическом налете веки с черными, в клейкой туши, ресницами. Таинственный, влажно-стеклянный зрачок, уходящий в зелено-розовое мерцание. «Бабочка, садовый цветок, морской моллюск…» – думал Стрижайло, чувствуя, как возвращается душное вожделение, туманная слабость, обморочная страсть. Между ним и женщиной начинала трепетать прозрачная раскаленная плазма. Сквозь сорочку грудью он чувствовал ее близкую голую грудь. Напряженными бедрами ощущал ее восхитительные подвижные бедра. Отверделым животом прижимался к ее округлому, с темным пупком животу. По-звериному, жадно вдыхал запах ее духов, горячих подмышек, накаленного паха. Пережил подобие обморока. Плазма окатила его с головы до ног и ушла, как молния, в землю. Женщина смотрела на него всепонимающе и насмешливо.
– Возьмите. – Она извлекла из кармашка визитную карточку и протянула Стрижайло. – Нам предстоит работать в одной команде.
Он принял карточку благоговейно, с церемонным поклоном, сравнивая случившееся с неудачей в лаборатории ядерного синтеза. Не удержавшись в магнитной ловушке, плазма истекла из синтезатора, так и не согрев ледяную Вселенную.
Пробираясь сквозь группы вкушавших и алкавших гостей, Стрижайло раскланивался с известными депутатами, знакомился с секретарями провинциальных обкомов, раздаривал визитки, принимал в ответ глянцевитые карточки с двуглавыми орлами, геральдикой ассоциаций и фондов, эмблемами малоизвестных, с помпезными названиями, организаций. Приблизился к хозяину особняка Семиженову, чей вороненый, с синим отливом кок царственно трепетал среди благообразных стрижек, пристойных лысин, пепельной седины утомленных оппозиционной борьбой политиков.
– Замечательный фуршет, великолепные повара, благородный особняк. – Стрижайло тонко польстил хозяину, располагая его к себе. И эта безыскусная, ничего не стоившая лесть подействовала на Семиженова, как прикосновение лезвия к накаленной консервной банке, из которой брызнула едкая горячая жидкость.
– Поросенка придется отрабатывать! Французское вино и осетрину придется отрабатывать! Деньги, на которые я организовал демонстрацию, придется отрабатывать! Из своего кармана я оплачиваю расходы компартии, личные траты руководства, чеки на покупку костюмов, часов и обуви! Все, что находится на них и внутри их, оплачено мною, и это все придется им отрабатывать!..
Стрижайло был поражен воспаленностью слов, безумным несоответствием дежурного комплимента и яростной откровенности Семиженова. В этом была уязвимость «красного олигарха», незащищенность и опасная ослепленность, в которой тот не различал друзей и врагов, преувеличивал свою роль, не умел скрыть намерений. Его лицо побледнело, как от приступа душевной болезни. Красные губы пламенели, словно были нарисованы на белой маске дель-арте. Фиолетовые цыганские глаза сверкали шариками ртути. В белках появилась малярийная желтизна, словно в крови размножался ядовитый плазмодий.
– Деньги, которые вам предлагает компартия за создание выборной
