Причем ложились прямо в снег, практически ничего не подстелив под себя.
– Вот странно, – опять подал голос Фролов, выросший в Сибири, – им что, лень нарубить елового лапника у дороги? И спали бы тогда себе спокойно, а не примерзали волосами к снегу.
– Наверное, они не привыкли к хвойным породам, – ответила я, – ведь на равнинной Франции преобладают широколиственные леса, или потому, что находятся уже в степени крайнего истощения и заготавливать лапник у них просто нет сил.
Мы выждали еще пару часов, пока всякое движение французов не прекратилось, сели на свой верный снегоход и помчались к неприятельскому лагерю. Начиналась самая опасная часть нашего мероприятия.
Впрочем, говорить об отчаянной смелости не приходится. Конечно, определенная опасность, вызванная какой-нибудь случайностью, разумеется была. Ну, например, если бы нам пришлось вступить в бой с сотней поднятых по тревоге французских гренадеров. Но они валялись в снегу смертельно усталые и изможденные.
Мы шли по вражескому лагерю, ведомые безотказным ручным навигатором, в респираторах, практически не видимые для посторонних глаз, да и не было этих посторонних глаз. Спали все поголовно, включая постовых и дежурных, ответственных за поддержание костра. Спали все мертвецким сном, и для многих это уже не было преувеличением.
Так мы добрались до одной из немногих палаток в этом лагере, в которой, мы знали это точно, спал сам великий император. Оставив Гену на страже, мы с Витей на четвереньках вползли в палатку. Оказывается, у Бонапарта была не только персональная палатка, но и личный спальный мешок, большая редкость по тем временам.
Он спал, солидно похрапывая, по самые плечи погрузившись в спальный мешок. Торчала только голова, и она была … в женском чепце. Мы с Витей так и застыли от удивления. И пришлось включить фонарик, чтобы в луче яркого света убедиться, что перед нами действительно Бонапарт.
Правда предварительно воспользовались «Успокоителем», чтобы не дай бог, не потревожить чуткий сон монарха. А так, по крайней мере, один час Бонапарт проспит с гарантией.
– Екатерина Ивановна, – спросил астроном, – как мы его будем паковать, с чепчиком или без?
– Давай с чепчиком, Витя, – ответила я, – а треуголку императорскую я так захвачу, на всякий случай.
Сказано – сделано. Вытряхнул Коваленко аккуратно императора из спального мешка, тот только промычал что-то недовольно, но, разумеется, не проснулся. Взял его под мышку и понес, хоть было в императоре добрых кило восемьдесят. Витя только крякнул, но справился, разумеется с помощью экзоскелета. За палаткой его поджидал Гена, и они понесли Бонапарта уже вдвоем, а я прокладывала им путь до снегохода и, на всякий случай, держала наготове «Успокоитель».
Однако все было тихо. Никто даже и не заметил пропажи Наполеона. Одну часть работы мы выполнили. Теперь нужно было кратчайшим путем доставить нашего высокопоставленного пленника
