кидаясь на врагов, точно дикий зверь, но больше всего Нагамасу поразила способность союзника управлять силой ветра, а врагов умение создавать из неоткуда пламя и воду. Он больше не торопился на помощь, и теперь притаился в тени брошенных палаток и наблюдал, внимательно рассматривая каждое движение действующих лиц этого красочного и смертоносного представления, от которого его серые глаза разгорались, а благородные черты лица искажались под гримасой лукавой ухмылки.
По ночному двору блуждал ветер, облака бежали по небу с пугающей скоростью, словно воды темной реки. Луна то выныривала из их пучины, то снова погружалась, и тогда стены и башни крепости Одака обволакивали черно-синие густые тени.
Сабуро ступил на покатый конек черепицы на стене и в один шаг поднялся на уровень выше, добравшись до косой крыши над главными воротами крепости. Темные чешуйки черепицы скрипели под его ногами, ветер дергал за спутанные пряди волос, хлопал подолом длинного кимоно, которое генерал очевидно надевал в спешке. Вид Сабуро имел уставший и взъерошенный, кое-где не смыл с лица капли вражеской крови. Достав из рукава трубку – тут же закурил. Пряный дым приобнял за плечи, но тут же сгинул, подгоняемый прохладным влажным ветром.
Солдаты, стоящие в дозоре на воротах, моментально уловили присутствие командира и выровнялись по стойке смирно, еле дыша.
– У донжона разливают рыбную похлебку, – обратился юноша к ним с высоты своего наблюдательного пункта. – Идите, угоститесь.
Солдаты смотрели на него так, словно генерал говорил на чужом языке, и удивленно хлопали глазами, приняв предложение за проверку их стойкости.
– Я настаиваю, – улыбнулся Сабуро, опустившись на крышу со скрещенными ногами. – За вашим постом послежу я.
Все еще вопрошая друг у друга молчаливым взглядом, дозорные медлили, пока Сабуро не замахал на них рукой, будто отгоняя назойливого комара. И вот, наконец, оставшись наедине с самим собой, его усталый взгляд долго всматривался в темный горизонт, куда час назад в сопровождении Адзаи Нагамасы и свиты уехала сестра. За последние месяцы пропасть между ними так разрослась, что преодолеть ее казалось теперь невозможным. Не подавая вида, не позволяя сердцу диктовать свои порывистые и эмоциональные правила, Сабуро нацепил на себя непроницаемую маску хладнокровия и безразличия, не допуская привычных взглядов и улыбок в направлении Оити. Для нее так будет лучше – убеждал себя. Для нее это прекрасная возможность реализовать себя как женщину. Она этого достойна. Кроме того, таким образом она будет отрезана от военных действий, и Сабуро не придется переживать за ее безопасность.
Он понимал это головой, но не признавал сердцем. Тут же, из темного уголка сознания подвывали последние слова Корвуса. Что он хотел этим сказать? К чему подобные предостережения?
Юноша попытался перечислить у себя в голове причины, которые служили бы веским основанием доверять Адзаи Нагамасе, и таких нашлось
