горло, говорю, что первое пришло в голову, как можно увереннее.
– Ничего, бывает, – Елена делано улыбается, ни капли искренности в улыбке, скорее облегчение. Я делаю шаг назад, а она закрывает дверь. Все. Занавес. Вот и поговорили, все как хотел. Надо мысли свои во вселенную формулировать четче. Медленно иду в сторону лифта, но почему-то сворачиваю в маленький коридор и решаю немного подождать, когда они выйдут. Через несколько минут слышу шаги, стою прижавшись к стене, кажется перестал дышать. Шпион, мать твою. Проходят мимо меня, Елена держит мужа за руку, пальцы переплетены, он что-то ей шепчет на ухо, она громко смеется и закидывает голову назад. Останавливаются возле лифта, Белозерский прижимает ее к стене, крепко обхватывает талию и целует, она обхватывает его шею, как недавно обнимала меня. Черт, я стою с открытым ртом в оцепенении уже посреди коридора. Приехал лифт, и они наконец то отцепились друг от друга. Вдруг она смотрит мужу за спину и цепляет мой остекленевший взгляд, смотрит совершенно безразлично, уголок ее губ дергается в искривленной улыбке, и они заходят в лифт. А я стою совершенно обалделый от произошедшей сцены. Не могу понять, как все воспринимать.
Домой вернулся в подавленном состоянии. Мое сердце вдребезги разбито, но почему-то все еще требует объяснений. Елена была такая искренняя, живая и настоящая, не могу поверить в то, что она оказалась такой лицемеркой. Так невозможно играть в чувства.
Елена.
Думаю, надо закрасить золотой линией глаза, будет выглядеть очень эффектно. Работаю над заказом, размышляю как улучшить и добавить индивидуальности. Слышу звонок в дверь. Не очень хочу открывать, в последнее время проходной двор, а не закрытая галерея. Весь творческий настрой сбивают. Муза обидеться и больше меня посещать не будет. Трезвонят так, что в ушах уже гул. Кидаю кисть и палитру на стол, иду к двери, это надо прекратить, так не могу сосредоточится, я даже работаю в тишине, все равно отключаю слух и процесс полностью поглощает меня. Стою на пороге, ошеломленная посетителем. После произошедшего не ожидала его увидеть.
– Проходи, – отступаю на шаг, давая возможность пройти в помещение. Ржевский проходит к дивану и садится. Закрываю дверь. Смотрю на него, как всегда слишком хорош, слишком красив. В джинсах, белой футболке и пахнет теплой ванилью. Сажусь на другом конце дивана, вдыхаю его запах, даже когда он так далеко, возможно уловить нотки мяты и ледяной воды. Максим положил одну руку на подлокотник дивана, другая на диване вдоль бедра, ноги раздвинуты, но ступня постукивает о пол. Нервничает. Я повторила его позу, только положила ногу на ногу и набралась наглости посмотреть ему в глаза. Его голубые глаза источают огонь, он зол. Смотрим друг другу в глаза и молчим так несколько минут. Наконец он не выдерживает.
– Долго будешь молчать? – прожигает взглядом во мне дыру.
– Что ты хочешь знать? – стараюсь сохранять равнодушие, надев маску безразличия.
– Все!? Мать твою, все!? – срывается на крик, встает и начинает ходить
