у меня не было, было просто ощущение. Ведь беременные все чувствуют острее… Но даже пустой неуверенности в Косте оказалось достаточно, чтобы я пристрастилась на регулярной основе выносить ему мозг, а заодно и себе.
Постепенно моя настороженность стала принимать масштабы паранойи. Возможно, всему виной гормоны. А возможно, я просто искала повод отмазаться от своей супружеской повинности. Оказавшись в положении, мой интерес к сексу естественным образом снизился, и скандал выступал прекрасным оправданием, чтобы отвернуться к стенке. Соответственно, Костя оказался на сухом пайке и однозначно недополучал ласки. Тогда я не придавала этому большого значения – лишь бы ко мне не лез, и ладно. Мне было проще обвинить его в чем-нибудь, чтобы «пропало настроение» или «заболела голова». Дети, чего с нас взять… Теперь, оборачиваясь назад, я вполне допускаю, что мои беспочвенные подозрения могли быть и не совсем уж беспочвенными, и он действительно выпускал пар где-то в другом месте. Это было бы абсолютно не удивительно. Дальновидность уровня «бог», чего тут скажешь…
К родам я подошла в совсем не лучшем состоянии. Когда началось, Костя поехал в скорой вместе со мной и всячески меня подбадривал. Он говорил, что все будет хорошо, что я справлюсь, и мы будем жить долго и счастливо. К сожалению, его пророчествам не суждено было сбыться. Нет, с ребенком все обошлось, его удалось спасти. Но роды протекали сложно, и врачам пришлось что-то из меня вырезать, отчего я навсегда лишилась способности иметь детей.
Вот так буднично, одним чиком скальпеля, был поставлен крест на моей многообещающей карьере инкубатора. И все, что мне осталось, – лишь попытаться быть женщиной.
У меня началась постродовая депрессия, усугубляемая еще и пониманием, что теперь я неполноценная. Ласки и нежности в наши с Костей отношения это, естественно, не прибавляло, а вот ругани и разлада – да. Сколько угодно. Никогда в жизни я так много не плакала. Иногда от обиды, иногда просто так. Костя со временем начал меня обвинять в том, что я забиваю не только на него, но и на ребенка, и мое уныние плохо сказывается на Насте. Во многом его упреки были справедливыми – иногда, уткнувшись в сериал или подушку, я забывала кормить ее, менять памперсы или выводить на прогулку. Я не высыпалась, плохо ела и вообще чувствовала себя подавленной. Пустота внутри была настолько всеобъемлющей, что заполняла все мое существо. Это было какое-то отчаяние и опустошение высшей пробы. Я не понимала, зачем мне вообще дальше жить. И только тьма в конце тоннеля…
Я срывалась на мужа за то, что он мне не помогает, а когда он помогал – за то, что помогает неправильно. Он меня бесил, когда его не было рядом, еще больше бесил – когда был. Меня начало раздражать в нем абсолютно все, включая те милые «изюминки», которые раньше привлекали и забавляли. Я не знаю, куда подевалась та мягкая, ласковая и любящая Кристина, которую он брал в жены. Теперь с ним жила постоянно озлобленная, вечно недовольная ворчливая стерва, способная
