и снова открывает глаза. – Не останавливайся, Тём.
И не собирался. Точнее собирался, если она начнёт противиться, но теперь…
Полностью выхожу из неё и вбиваюсь, пока на упираюсь в преграду. Вскидываю взгляд на её лицо и расслабляюсь. Знаю, что ещё не всё, но всё равно становится спокойнее. Придерживаю ствол рукой и усиливаю нажим. Настя напрягается, и я ослабляю давление. Наваливаюсь на её тело и тянусь к губам. Отвечает, с готовностью принимая мой язык. Сосредотачиваюсь на поцелуе. Точнее, отвлекаю мою девочку от своих дальнейших действий. Она ждёт боли, а ожидание, как известно, страшнее, чем сама боль. Когда полностью обмякает подо мной, вытаскиваю из неё член и одним резким выпадом разрываю плеву. Настя вскрикивает и вгрызается мне в губу, прокусывая до крови. Ногтями впивается в плечи, оставляя глубокие борозды. Чувствую, как стекает по рукам и спине горячая влага, но это не пот, который покрывает лоб и виски.
Кровь.
Похуй.
Ей больнее.
И мне тоже, сука, от того, что она сейчас плачет. Ловлю губами каждую слезинку, не позволяя ни одной сползти с её лица. Покрываю быстрыми поцелуями. Миронова брыкается в попытке сбросить меня с себя и безостановочно всхлипывает.
– Слезь, Артём! Мне больно! Не надо! Хватит! Отпусти! Больно! Хватит! Пожалуйста, Артём! – визжит, упираясь ладонями мне в плечи.
Переношу вес на левую сторону и прижимаю любимую к груди, водя пальцами по напряжённой спине.
– Всё хорошо, родная. Уже всё… Не плачь… Успокойся, малыш. Скоро всё пройдёт. Я люблю тебя, маленькая. Люблю тебя, девочка моя. Всё хорошо.
Успокаиваю ласковыми словами и нежными интонациями, не прекращая прижимать дрожащую девушку к себе. Целую виски, щёки, губы, подбородок, шею.
Спустя ни хера не маленькое количество времени она, наконец, успокаивается и перестаёт дрожать. Тишину нарушают только единичные всхлипы, шмыганье носом и наше тяжёлое дыхание. В мою поехавшую крышу долбит только одна мысль.
Я в ней. Я, сука, внутри моей Насти. Два года игр и попыток вывернуть её наизнанку. Пять дней бесконечных соблазнов. Двадцать три дня боли и попыток выжить. Два дня охуевертительного счастья. И я, наконец, в ней.
– Я люблю тебя, Настя. – выбиваю хрипло, когда утыкается носом мне в шею и касается губами.
– И я люблю тебя, Тёмочка. – выдыхает и пробегает языком.
На коже одновременно выступают мурахи и холодный пот от этого обращения. Гашу, топлю и давлю в себе всё дерьмо, готовое захлестнуть меня с головой.
– Всё ещё больно? – сиплю, вглядываясь в блестящие от слёз глаза.
– Почти нет. Извини за эту истерику, просто не думала, что будет настолько больно. – отбивает и закусывает губу.
Провожу по ней пальцем и слегка давлю, проскальзывая внутрь. Изо всех сил стараюсь не заржать, потому что ситуация реально зашкварная. Мой член почти до конца в её влагалище, а она извиняется.
Ну
