рынком, а какие на нем являются абсолютно лишними.
– Вы хотите сказать, что…
– Вот именно! Останется посмотреть, куда рабочий класс начнет вваливать свои ваучеры-маучеры. То предприятие, которое останется обделенным вниманием публики, не будет представлять для нас никакого интереса.
– Для нас? – это был очень предопределяющий вопрос в тот день.
– Да, для нас, – внимательно глядя в глаза Артуру, сказал Томилин. И тот все понял правильно. – Вы поймите, Артур, приватизация будет способствовать появлению фактически новой российской элиты. Не партийной, Артур! Экономической и…
– Политической?
Томилин, испытывая благодарность, взмахнул руками и присмотрелся к гостю еще более внимательно.
На выходе Артур притормозил и, прощаясь с человеком, который фактически раскрыл перед ним все таинства нового обряда, поинтересовался:
– А что это у вас с головой, господин Томилин?
– Несчастный случай, – привычно, как в десятый раз на приеме у хирурга, ответил тот и потрогал повязку.
– Вы совершенно в этом уверены? Вы уверены, что это несчастный случай, а не последствия, скажем, проведения интересов трудовых коллективов?
Из Питера Артур улетал абсолютно уверенный в том, что величайшая афера человечества берет его к себе в круг организаторов процесса.
Рушилось все и вся – это было видно даже из иллюминатора «Ту». Обвальный рост цен в стране продолжался, лишая ваучер какой-либо реальной стоимости. Уже осенью 1992-го на «жигулевские» десять «штук» (тогда это слово уже было в моде) можно было купить всего лишь один женский костюм фабрики «Северянка». Не зная, что делать со своими ваучерами, потрясывая рогами и помахивая хвостами, стадо в 148 миллионов голов закружилось на месте. И в это стадо стали входить первые, хорошо одетые, не по деревенской моде, пастухи и ловкими, ненавязчивыми похлестываниями бичей разгонять стадо по направлениям. Первые скупщики и брокерские фирмы предлагали за ваучер 7—8 тысяч рублей. Но чем больше появлялось у населения ваучеров, тем ниже становилась их цена. К маю 1993-го она опустилась до отметки 3 тысячи.
– А не вложить ли нам наши два ваучера в какое-нибудь предприятие? – спрашивала Артура Рита, игриво щурясь и раскладывая на огромном «наследственном» столе в Марьине сотни перетянутых резинками пачек приватизационных чеков. Каждая из пачек была высотою в дециметр, и в комнате от скопления этого приватизационного потенциала отчетливо пахло типографской краской. – Ну, так, не для дела, а чтоб поржать?
– «МММ»? «Чара»? «Властелина»? – спросил Артур.
– Ты хочешь меня здесь? – И Рита уже томным взглядом посмотрела на стол.
Ни слова не говоря, он подошел к ней, взял на руки и, почти обнаженную, в одном лишь халатике чуть ниже бедер и белых носочках, положил на стол.
С него посыпались, отзываясь осенним листопадом,
