лица нагадивших и не желающих отвечать за содеянное ментов.
– Тогда в чем, черт вас возьми? – голосом готовой на все женщины прошептала Рита.
– Быть может, если бы вы были откровенны во время первичного осмотра, и мне удалось бы уладить проблему сразу, возможно, вы не обращали бы меня сейчас в сторону дьявола и не винили меня как первопричину своих несчастий.
– О чем он?
Рита посмотрела на Артура. Это была не Рита. Чужое лицо, чужие глаза, чужие губы.
– Я хочу знать, что происходит…
– Вы ставите меня в крайне затруднительное положение, – сказал Айзман, опуская глаза, и Артур почувствовал, что это не ответ ему, а обращение к его жене.
– Рита?..
Она вынесла в его сторону ладонь и подняла на Айзмана покрытые сетками красных прожилок глаза.
– Мне нужен только один ответ – да. Да, я могу иметь детей. Что я должна для этого сделать?
У Артура было такое ощущение, что его крутят на центрифуге и остановка не намечается. В его присутствии деловито шел разговор, истинный смысл которого при всей простоте фраз и законченности мыслей он не понимал.
– Я боюсь, что психологическая травма причинила вашему организму непоправимый вред, миссис Чуева. Я… правильно трактую проблему травмы?..
– Да, доктор.
Он покачал головой и, стараясь не смотреть на Артура, показал пальцем сначала на освещенную стену, на которой бесформенными пятнами красовались рентгеновские снимки органов малого таза:
– Ваша проблема не там, – и он показал тем же пальцем себе на переносицу, – а здесь.
Она с благодарностью посмотрела на Айзмана.
– Доктор, спасибо за добрый совет. И за… в общем, за все спасибо, – английский Риты был безукоризнен. – Я избавлю вас от недостойной вас сцены.
– Я буду признателен за это…
Они молчали по дороге в «Хилтон», молчали вечер, ночь, и заговорили лишь тогда, когда шасси «Боинга» коснулись посадочной полосы Шереметьева.
– Хотел бы я знать, отчего я вдруг увидел перед собой стену, которая осыпалась, но идти вперед невозможно, потому что столбом стоит пыль.
Самолет делал последний полукруг перед терминалом, она молчала, и Артур, с беспричинной внимательностью разглядывая архитектуру здания, сказал еще раз:
– Наверное, многое я отдал бы за то, чтобы узнать не тайну, которую прячет от меня та, от которой у меня никогда не было секретов, а причину, которая заставляет ее превращать что-то в тайну. И я только сейчас понял, что готов отдать еще больше, чтобы этой тайны не знать.
– Арт, – она положила холодную, как лед, ладонь на его руку, – скажи… милый… родной мой Арт… скажи, чего бы ты не простил мне никогда в жизни?
«Боинг» в последний раз засвистел турбинами, отдавая салют экипажу, доведшему его до земли невредимым, и Рита сквозь шум услышала:
– Я
