моего Кабинета можно охарактеризовать только в превосходной степени. Несмотря на то что Ленг работал крайне нерегулярно, он был безупречно вежлив, хотя, на мой взгляд, излишне сдержан. Деньги в оплату за помещение профессор вносил регулярно и даже предлагал мне свои медицинские услуги, когда я стал жертвой гриппа в зимний период 73-го и 74-го годов.
Я затрудняюсь с точностью определить то время, когда во мне зародились первые искры подозрения. Как мне кажется, это было вызвано все большей степенью секретности, с которой Ленг вел свои дела. Хотя профессор первоначально обещал делиться со мной результатами своих экспериментов, он ни разу не пригласил меня на третий этаж. Первоначальный осмотр помещения во время подписания договора об аренде, как Вы понимаете, учитывать нельзя. Год шел за годом, он, как мне представлялось, все глубже и глубже погружался в свои исследования, а мне пришлось все больше и больше взваливать на себя заботы, связанные с Кабинетом диковин.
Я всегда считал, что Ленг весьма щепетильно относится к своим трудам.
Вы, без сомнения, помните весьма эксцентричное сообщение о некоторых комических чертах человеческого организма, сделанное им в лицее. Сообщение было принято довольно холодно, а некоторые ученые мужи оказались столь невоспитанными, что позволили себе хихикать как во время выступления, так и позже. Профессор Ленг больше никогда не возвращался к этой теме. С тех пор все его презентации в лицее имели строго научную ориентацию. Поэтому вначале я объяснял его нежелание делиться плодами своей работы все той же присущей ему осторожностью. Однако по прошествии времени я начал понимать, что в своих действиях он руководствуется не профессиональной сдержанностью, а активным желанием скрыть характер своих научных занятий.
Как-то этой весной мне пришлось допоздна задержаться в Кабинете, чтобы привести в порядок накопившиеся документы и подготовить место для экспонирования моего последнего приобретения – ребенка с двумя мозгами. Если помните, мы с Вами уже имели возможность обсудить это весьма любопытное явление. Работа с экспонатом оказалась более увлекательной, чем скучная разборка документов, и я был немало удивлен, когда услышал колокольный звон, возвестивший о наступлении полуночи.
В тот момент, когда я стоял, прислушиваясь к замирающему звону колокола, моего слуха коснулся совсем иной звук. Звук раздавался над моей головой. Это было тяжелое шарканье. Создавалось впечатление, что наверху кто-то переносит большой груз. У меня нет разумного объяснения, Макфадден, но в этом звуке было нечто такое, что заставило меня содрогнуться от ужаса. Я напряг слух. Звук постепенно стихал и окончательно исчез где-то в дальней комнате.
Как Вы понимаете, в тот момент я ничего не мог предпринять. Утром, вспомнив об этом странном явлении, я обвинил во всем свои утомленные нервы. У меня не было никакого основания тревожить Ленга, если я не получу доказательств того, что шаги эти были вызваны причинами зловещего свойства. Последнее, следует
