крепким, почти тюрегвизе, только вместо перечного огня – вяжущая горечь.
– Я ничего не могу сделать, – призналась принцесса то ли себе, то ли Левию, то ли покойному Адриану, – ничего…
– Церковь дарит утешение многим, но не нам с вами, – мягко произнес кардинал. – То, что произошло, уже произошло. Вы можете что-то изменить? Я – нет! Значит, надо жить дальше. Вам сейчас плохо, но разве это первый раз?
– Не первый, – женщина потянулась за графином, но Левий ее опередил. Булькнула, полилась в серебряное наследство коричневая с прозеленью струя. Вот бы напиться до потери если не сознания, то памяти.
– Что именно вас напугало? – Его высокопреосвященство вытащил свою посудину из жаровни и теперь, сощурившись, переливал шадди в чашки. – Армии на границах? Дора? Айнсмеллер?
– Мерзавец получил свое! – Зачем она кричит? Все уже случилось, как сказал Левий. Кровавые лоскутья засыпали песком и вместе с ним вывезли. Можно было не смотреть, только она смотрела.
– Айнсмеллер заслуживал казни, – кардинал задумчиво смотрел в пустую жаровню, – но он был не казнен, а убит. В святой обители, но это не приблизит к Рассвету ни убийц, ни убитого, ни свидетелей. Вы будете шадди?
Матильда кивнула, но выпила настойки. В юности она видела, как убивали конокрадов, а однажды возле Сакаци схватили вдову, свалившую в одну могилу убитого с убийцей. На закате ведьму сожгли в собственном доме, это было правильно, это защищало живых…
Что-то мягко и тяжело шлепнуло об пол. Кошка! Соскочила откуда-то сверху, потрусила к окну.
– Ее зовут Альбина, – кардинал смотрел на гостью и улыбался уголком рта. Вдовствующая принцесса поджала и без того надежно скрытый юбками живот.
– Ваше высокопреосвященство, – сейчас она напьется и назовет кардинала Левием, да он и есть Левий, – вам не тошно в вашем балахоне?
– Не тошней, чем вам в парике, – улыбнулся клирик. – Увы, основатели Церкви попали в незавидное положение. Абвениаты расхватали все цвета, хотя, если исходить из того, что Кэртиану создали их боги, все права за ними.
– Адриан любил красный. – Матильда словно вживую увидела алого льва на сером бархате и кардинальское кольцо с рубином.
– В нашем ордене… то есть в ордене Славы, неравнодушны к алому. – Левий отставил шадди и скрестил руки. – Так повелось с Чезаре Марикьяре. Он так и не расстался с Молнией, и не он один, льву присягали многие Эпинэ.
– А Руций? – Кладбище Семи Свечей, львиное надгробие, каменные лапы, обернувшиеся руками, рыцарь, похожий на постаревшего Иноходца, было это или приснилось?
– Руций? – переспросил кардинал. – Который из двух?
– Тот, что похоронен в Агарисе. Мне показали его могилу на кладбище Семи Свечей.
– Они оба там. – Левий казался слегка удивленным. – Руций Первый был сыном ординара из Придды, Руций Второй – подкидышем. Ходили слухи, что он сын Шарля Эпинэ от какой-то мещанки. Его святейшество их не опровергал,
