пусто.
10
Вооруженные и снаряженные, мы выезжаем из Калии в середине утра и направляемся на север по узкому коридору вдоль реки Аль-Айн. Безопасные, охраняемые деревушки то появляются, то исчезают позади, и перед нами разверзается Сахир. Вскоре до горизонта расстилается сплошное полотно травы, изредка его прорезают мерцающие водоемы, поющие оды нетронутым небесам. Прекрасный, захватывающий дух вид, который портит похабная болтовня.
Я еду в хвосте отряда, содрогаясь от очередной вульгарной шуточки Резы. Везет же мне: кузен Тахи их обожает и знает нескончаемое количество.
– Сын говорит отцу, что хочет жениться на своей бабуле… – начинает он.
– Фу, гадость!
Фей высовывает язык, хотя сама уже вся раскраснелась от хохота над остальными тупыми шуточками Резы. Мы покинули Калию полдня назад, а я уже заметила, как эти двое перемигиваются и застенчиво друг другу улыбаются. Таха тоже знает об их романе, но смотрит на это, как и на остальное, не более чем безразличным взглядом. Даже сейчас, вместо того чтобы обратить на них внимание, он отрешенно кормит огромного черного сокола по имени Синан, сидящего на его кожаной перчатке. В отличие от небольших почтовых соколов, которые покачиваются в клетках, привязанных к нашим седлам, Синан безмерно предан Тахе и не нуждается в оковах.
У Резы блестят глаза.
– Да, именно это баба и сказал сыну. Мол, и не стыдно тебе желать жениться на моей матери? Нет, говорит ему сын. Я же тебе и слова не сказал, что ты женился на моей.
Фей сгибается пополам в седле, хохоча и повизгивая, и эти пронзительные звуки, судя по глупой ухмылке, в которой расплывается от уха до уха Реза, ему невероятно нравятся. Таха лишь сдержанно хмыкает. Он отпускает сокола в полет и оборачивается ко мне.
– В чем дело, Имани? Реза шутит слишком грубо для твоей тонкой души?
Значит, у него иные развлечения. Я закатываю глаза.
– Едва ли. Живот надорвать можно. Жаль, правда, что я здесь не для веселья.
– Жаль, правда, что ты такая невыносимая, – встревает Фей с сальной ухмылкой.
– Нет-нет, это я виноват, позабыл. – Реза машет рукой. – У самого лучшего, самого юного, самого умного, самого богатого и самого знаменитого Щита нет времени смеяться над шутками.
Выдавливаю усмешку, хотя сердце начинает бешено колотиться.
– Осторожнее, Реза, выдаешь зависть.
Он округляет рот и смотрит на Таху, а тот кивает:
– Говорил тебе, они все одинаковые.
– Прости, кто это – все? – требовательно вопрошаю я.
Таха делает вид, будто ничего не услышал:
– В их мире нет такого понятия, как суждение. Люди не могут их осуждать, только завидовать.
Я натягиваю поводья:
– Если б у тебя была хоть капля чести, ты бы обратился ко мне напрямую.
Таха вскидывает брови, глядя на Резу:
– Видишь?
Фей
